Читать «Мальчик из Брюгге» онлайн - страница 94

Жильбер Синуэ

Идельсбад скромно заметил:

— Без сомнения, но разве эти чудовища не являются творением Создателя?

— Вот в чем главное заблуждение! Оно свирепствует и распространяется подобно убийственной чуме. Знайте, что каждый художник сначала делает набросок, черновик, прежде чем приступить к большой работе. Существа, о которых я говорю, являются лишь черновиками, незаконченными набросками Бога. Напомню ваши слова: «Талант без склонности кое-что значит, но склонность без таланта — ничто». Что прикажете делать с теми, у кого нет ни того, ни другого? Вообразите их представления перед творением истинного гения. Что увидят они? Что поймут? Уверяю вас: ничего они не поймут. И знаете почему? Потому что их способность восприятия ограничивается едой, житьем, отправлением естественных надобностей.

Он замолчал, пот стекал по его лицу, видно было, что он выдохся.

— Все это понятно, сьер Мозер, — заявил Идельсбад, — но я не вижу связи между упомянутыми вами дикарями и нашим ребенком. В чем чудовищность сына Ван Эйка?

Голос де Веера призвал его к порядку:

— Минхеер, послушайте. У меня есть для вас одно предложение.

Идельсбад, рискуя, настаивал:

— Он приговорен к смерти за свою… посредственность?

Фламандец непринужденно махнул рукой:

— Проблема ребенка в другом, хотя она напрямую связана со словами нашего друга Лукаса Мозера.

Вышеупомянутый художник посчитал нужным подчеркнуть:

— Он должен умереть, потому что существует.

— Но почему его существование заслуживает смерти?

Де Веер потерял терпение:

— Мы отклоняемся от темы, минхеер! Я предлагаю вам следующее: вы приводите ко мне этого мальчика, а я вру чаю вам сумму, обещанную Петрусом.

— Вы серьезно?

— Если бы Петрус говорил вам обо мне, вы не задали бы подобного вопроса.

— Когда? — поинтересовался Идельсбад с наигранным возбуждением. — Где?

— Здесь. Я остановился в этой таверне. Уезжаю после завтра.

— А Петрус?

Де Веер уклонился от ответа.

— Жду вас здесь завтра в полдень.

Идельсбад встал с выражением глубочайшей признательности на лице:

— Всего хорошего, меестер. Весьма вам благодарен, вы…

— Идите. Ночь коротка, да и комендантский час вот-вот наступит.

— У вас найдется тысяча пятьсот флоринов, это точно?

— Прощайте, минхеер!

Идельсбад с показным благоговением на цыпочках направился к выходу.

* * *

У него закружилась голова, когда он оказался на улице. Все, что он услышал, было выше его понимания. Не верилось. Такое невозможно. Все эти рассуждения… Как только могли родиться они в человеческой голове? Да и были ли это люди? Нет. Возможно, он чего-то не понял. Подобный тип людей не существовал. Не мог существовать. «Черновики, незавершенные наброски Бога»? За всю свою жизнь Идельсбаду не приходилось слышать такие умопомрачительные слова. Бури, штормы, ураганы, жажда, опасность заблудиться под звездами, страх погрузиться в морскую пучину — все это было мелочью по сравнению с ужасом, который внушали ему эти два человека. Но какую цель преследовали они? Мозер настаивал на посредственности, на отвращении к «другим», не похожим на него, не принадлежащим к миру духовного и прекрасного. Но Лоренс Костер? Слутер? Другие подмастерья? А почему Ян? «Он должен умереть, потому что существует», — утверждал Мозер. Что такое ребенок, как не надежда и невинность? Однако у этого разговора была и положительная сторона: Идельсбад укрепился в своей, до сих пор шаткой, решимости и почувствовал необузданное желание узнать истину. Интуиция подсказывала, что речь шла не только об участи Яна, но и о других проблемах, более существенных, необычайных, ужасающих, чем сама смерть.