Читать «Пластилиновые гномики, или Поездка в Мексику» онлайн - страница 39

Я потом рассказывал это Ленке, а она только страдальчески морщилась, стонала и шипела: боже, ну почему тебя так занимает вся эта пошлятина. Мерзость какая… мордобой, кровь… какие-то голые бабы на сцене… Я так и не смог объяснить ей, почему это было так красиво. Наверное потому что красивая женщина – это награда воину-победителю, и марш полуголых красоток как бы символизировал эту награду, будил какие-то древние инстинкты? Не знаю, но почему-то я тогда пребывал в небычайном восторге. Наверное, Тина тоже сыграла в этом восторге немалую роль, хотя об этой части своих приключений я, разумеется, умолчал.

Хотя нет, не умолчал. Черт меня дернул за язык спросить у Ленки: Как ты думаешь, какой формы груди у твоей подружки Тины? Ленка смерила меня сумрачным взглядом и ответила: Если честно то больше всего они напоминают уши у спаниеля. А если тебе уж очень интересно, позвони ей предложи встретиться и полапай, скажи, я разрешила. Я думаю, она тебе в этом не откажет, она недавно со своим бойфрендом разругалась и спрашивала меня, нет ли у меня кого-нибудь на примете.

Таааак! Спать мне сегодня уже не придется, разве что вздремнуть оставшийся часик – и пора на работу. Вот ведь дописался! Теперь буду весь день носом клевать. Выгонят! К чертовой бабушке прогонят с работы, и что я тогда делать буду? Опять жить «У»?

Здесь мне приходится вновь вмешаться в повествование. Дело в том, что я обнаружил письмо от Валериной жены Лены, датированное 3.06.98. Это письмо многое объясняет в жизни Валеры в промежутке между двумя дневниковыми записями позади и впереди этого комментария. Почему-то Валера откомментировал это письмо в своем дневнике очень вяло, и из его кратких замечаний не понятно, что произошло. Поэтому мне приходится частично воспроизвести письмо Лены, чтобы внести ясность в происходящее.

03.06.98

Здравствуй, Валерик!

Как бы мне не хотелось тебе говорить того, что придется сказать, не писать этого проклятого письма! Валерочка, я так скучаю по тебе и боюсь тебя! И себя тоже боюсь. Милый, мне страшно, но я очень хочу к тебе приехать! Нет, все не то… Я уже собиралась к тебе ехать, лихорадочно упаковывала вещи, думала о том, как ты меня встретишь, будет ли тебе хорошо со мной. Я знаю, что мне теперь будет с тобой хорошо, потому что я поняла, как мне без тебя плохо. Дорогой мой, я ведь знаю, как трудно меня любить, но ты – мой герой, ты меня до сих пор не бросил. И надеюсь, что не бросишь, потому что как мне тогда жить без тебя?

А теперь я должна страшно тебя огорчить. Мы с матушкой пошли в ювелирку сдавать кое-какие ее украшения: золотишко, пару камушков недорогих. Мамка изо всех сил хотела наскрести тысчонку долларов, чтобы я могла слетать в Нью-Йорк к тете Соне и дяде Яше и купить им какие-то подарки. Ты ведь знаешь, какая она щепетильная, и она не хочет, чтобы я просила у тебя деньги на полеты в Нью-Йорк и на подарки нашим родственникам. И вот, нежданно-негаданно произошла катастрофа. Когда мы возвращались домой сквозь последние капли только что прошедшего дождя, крепко сжимая в руках сумку с вожделенными долларами, мамка замечталась о моем счастье, поскользнулась в грязной луже, упала и сломала сразу обе руки. Произошло это четыре дня назад, и у меня даже не было времени подойти к компу и написать тебе о случившемся несчастье. Все на нервах, все на боли, на скорой помощи и на обезболивающих. Левая рука сломана внутри сустава, она чудовищно распухла, кожа черная и висит мешком. Я вожу мамку в туалет, кормлю с ложечки как ребенка и сплю рядом с ней на кресле, потому что боюсь проспать что-нибудь страшное.

Я теперь не знаю, что мне делать. У матери на лице сплошная боль – не за себя, а за меня. Я ее успокаиваю, а сама реву всякий раз как только мать меня не видит. Наверное ты прав, и я должна наконец развязать тебе руки. Ты молодой интересный мужчина, и конечно быстро себе найдешь кого-нибудь, с кем тебе будет хорошо. А я – я теперь должна жить там, где жила до сих пор, и ухаживать за вонючей старухой, которая кричит от боли, потеет, портит воздух, плачет, рыдает и капризничает как ребенок. Я должна, потому что эта вонючая старуха – моя мать. У меня есть слабая надежда, что может быть, если дела пойдут на поправку, и мать сможет обходиться без моей помощи, я смогу через несколько месяцев просить сестру побыть с ней какое-то время и приехать навестить тебя ненадолго, но все это пока в неопределенном будущем, и зависит от того, как пойдет процесс выздоровления. Но я не призываю тебя ждать. Я просто хочу верить, что ты, может быть, дождешься меня, во имя нашей трудной любви, а там – поступай как знаешь. Упрекать я тебя не буду ни в чем.

Я сейчас думаю о том, что вот, однажды прочитала, как разбился тот швейцарский самолет, и неожиданно пожалела, почему я не летела тем самолетом… Тогда бы и проблемы все разрешились, и все получили бы желанное освобождение – и ты, и я. Ты, конечно, не последовал бы за мной, я знаю. Ты слишком любишь жизнь. Возможно, ты сперва бы погоревал какое-то время, а потом, конечно, нашел свое счастье с кем-нибудь другим. Не знаю, зачем я тебе об этом пишу. Просто – мне очень плохо без тебя, а быть с тобой я – увы – не могу. Вот такая жизнь мне теперь предстоит. Каждый день, каждую минуту жить на разрыв.