Читать «Во власти дьявола» онлайн - страница 48

Фредерик Тристан

Цитируя Пурвьанша, который и сам в свою очередь перефразировал Райнера Мария Рильке, она говорила, что «красота — это не что иное, как выплеск почти невыносимого ужаса». Красота Ната не просто бросалась в глаза, она была тем тайным божественным зовом, который использует телесное для возвышения души.

— Бывают создания, что выступают как воплощение судьбы. Когда я увидела Ната впервые… Ах! Как объяснить это удушье, этот жар в крови… Это было как открытие Архимеда, как математические озарения Пуанкаре, как невыразимые откровения Кподеля, пришедшие к нему перед каменными ребрами собора Парижской Богоматери. Не улыбайся, дурочка! Я стояла, испуганная этой пронизывающей болью, захлебываясь этим низвергающимся на меня потоком. О чудо! Он взял меня за руку!

Чувствуя, что эта мистическая речь не обратит Алису в ее веру, Мария-Ангелина сменила тактику и принялась восхвалять наслаждение:

— Потому что наслаждение — это закон, дарованный нам Небесами! Оно возвышает тело, сливая его с душой. А потом поднимает душу, вознося ее в вечность. Оно сдергивает с жизни покров обыденности и устремляет ее в непостижимое. Вожделение — это неутолимое движущее начало, ввергающее нас в божественные бездны. А то, что вы именуете извращением, — крайняя точка высшего совершенства.

Алиса вернулась ко мне совершенно измочаленная, точно ей пришлось карабкаться по скале, которая беспрестанно осыпалась у нее под ногами. Мария-Ангелина держалась за свой порок и не собиралась сдаваться. Он стал стержнем ее личности, причиной, а может, и оправданием ее жизни. По какому-то капризу рассудка Пурвьанш внезапно превратился для нее из обычного любовника в сообщника некой жестокой игры; она бросала вызов смерти, и он сделался ей вдвойне необходим. Она восклицала в экстазе:

— Эрос и Танатос! Да, греки когда-то осмелились помериться силами с черным солнцем. Я тоже могла бы быть одной из тех вакханок, опьяненных вином и исступлением, которые с воем бежали вниз на равнину и убивали быков, разрывая их зубами.

Это было уж слишком, да и трудно представить себе жену богатого буржуа в роли жадной до крови людоедки! Эти смехотворные фантазии соединялись у нее с фанатизмом и превращались в нелепый бред. Положим, она еще способна на экстравагантные садомазохистские игры в духе улицы Сен-Дени, но ей понадобилось украсить себя и этим священным варварством, которое, конечно, было ей не по силам!

Алиса наивно хотела вернуть свою мать к здравому смыслу. Когда она поняла всю тщету этих надежд, ее возмущение против Пурвьанша возросло еще больше. В устах Марии-Ангелины она узнавала слова и даже оттенки выражений того самого человека, мысль о котором не давала ей покоя. Ее мать рабски копировала его во всем и была счастлива потерять свою свободу, растворившись в воле другого.