Читать «Белое, черное, алое...» онлайн - страница 202

Все эти крики долетали до ушей задержанных, и на пользу делу это не шло.

Появился Кораблев, ездивший на обыск к Сиротинским, и шепнул мне на ухо, что в багажнике машины Сиротинского-братца обнаружены детали радиоуправляемого взрывного устройства. Сами по себе они даже в собранном виде взрывного устройства не образуют, поскольку отсутствует запал, так что на этом его не приземлишь, но если эксперты докажут сходство с частями того устройства, на котором подорвался Бисягин, становится уже теплее… Я уже заранее знала, что скажет на это Сиротинский: «Подбросили!»

Когда шла предвыборная кампания, я с удовольствием читала в «желтой» прессе биографии кандидатов в депутаты. Каждый третий из них в свое время пострадал от произвола правоохранительных органов, и смешно было читать, как банальные статьи за хулиганство или кражи трансформировались в репрессии за вольнодумство. Опера из РУБОПа (тогда еще РУОПа) принесли газетку с предвыборной статьей кандидата от «северодвинских», в которой тот рассказывал, что ему пришлось провести три месяца в тюрьме по сфабрикованному обвинению в незаконном хранении подброшенного ему, с целью вывести его из политической борьбы, оружия. Опера, которые «фабриковали» это дело, со смехом говорили, что, если бы они хотели изъятое у него оружие подбросить, им пришлось бы заказывать контейнер, — в двух руках все, что у него изъяли, было не унести: пистолет-пулемет, сто сорок патронов к нему — целый мешок, две гранаты, два «вальтера» со сбитыми номерами, куча фальшфейеров — морских факелов…

А на тему «подбросили» или «сфабриковали» у меня есть еще одно воспоминание — о том, как я проходила преддипломную практику в одной районной прокуратуре и меня послали в тюрьму знакомить обвиняемого с делом. Я тогда впервые в жизни пришла в следственный изолятор и была придавлена видом этих клетушек — следственных кабинетов, с обшарпанной мебелью, тусклой лампочкой и крошечным зарешеченным окошком под самым потолком. Мне показали кабинет, где предстояло работать, и я стала ждать, когда мне приведут клиента. В окошко был виден кусок ослепительно голубого неба, ветер с бешеной скоростью гнал белые облака, похожие на дымки от пушечных выстрелов; и я с радостью подумала, что через несколько часов я выйду отсюда на ветреную набережную, под это ослепительное небо и пойду мимо свободных людей, а человек, который вошел в следственный кабинет, позевывая и недовольно щурясь — он спал в камере, а его, оказывается, разбудили и подняли к следователю, — вот он проведет здесь долгие годы, пока за окнами в решетках будут сменяться сезоны и набережную будет то заливать дождем, то засыпать снегом. Представив себе эти долгие годы в тускло освещенном помещении за решеткой, я внутренне содрогнулась. А клиент с мрачным видом сел за стол и начал лениво перелистывать дело. За другой стол в том же следственном кабинете (следователи и адвокаты давно уже не имеют прав на уединение с клиентом, из помещений для работы тоже понаделали коммуналок, и бывает, что за одним столом ты пытаешь подследственного, а за другим какой-нибудь адвокат из новых, нимало не стесняясь, что его слушают чужие уши, заверяет своего подзащитного, что будет прятаться от следователя, когда придет время «закрывать» дело, а клиент чтобы не соглашался на другого адвоката, и тогда следователь будет вынужден отпустить обвиняемого из-под стражи, а адвокат тем временем купит подзащитному липовые документы тысячи за две баксов, и тот сможет уехать в страны СНГ и поселиться там под чужим именем, при сегодняшнем бардаке никто его никогда не найдет), — так вот за другой стол пришли из суда знакомить осужденных с протоколом судебного заседания. И вот мой клиент, особо опасный рецидивист, разбойник, семь раз судимый, с помятым лицом заслуженного зэка и насупленными бровями, встречается глазами с точно таким же помятым субчиком мрачного вида, и они солидно друг друга приветствуют, и один другого спрашивает — мол, ты чего здесь? Да вот сижу, дело на меня сфабриковали…