Читать «Белое, черное, алое...» онлайн - страница 195

— Понимаете, Алевтина Аркадьевна, убийство Дмитрия не раскрыто, а чтобы выдвинуть версии происшедшего, надо располагать как можно более полной информацией о его жизни. Что касается вопросов его производственной деятельности, то на них в деле есть ответы, а вот про личную жизнь ничего не известно. А учитывая, что в бизнесе ему помогала Нателла Ивановна, возможные версии могут иметь корни в ее жизни.

— Вы ее Ивановной называете? — улыбнувшись, спросила Богунец. — Она ведь всегда терпеть не могла свое отчество и сейчас требует называть ее по имени только. Но я вас хочу спросить: вы ведь с поезда? Давайте позавтракаем, и за завтраком, с вашего позволения, все обсудим.

— Спасибо вам большое, мы уже завтракали, мы ведь сначала приехали в гостиницу и устроились, — поспешно отказалась я.

— А вот я не наелся и с удовольствием позавтракаю с Алевтиной Аркадьевной, — неожиданно проявил своеволие Сашка. — Пусть моя начальница не ест, вы знаете, она худеет, — объяснил он Алевтине Аркадьевне, принимающей все за чистую монету.

— Ну что ж, — вздохнула та и постелила на стол, стоящий в комнате, белоснежную крахмальную скатерть, извлеченную ею из ящика буфета, поразительно похожего на буфет в квартире Редничук в Питере.

Вообще дом был очень похож на дом Редничук, но здесь бее было вычищено и вылизано, а у Нателлы все покрывала патина царственно небрежного отношения к вещам. Как говорила Коко Шанель: как жаль, что нельзя научить людей быть небрежными, в том смысле, что это не наука, это искусство быть небрежным…

На скатерть был выставлен серебряный кофейный сервиз (наверное, серебряный, вообще-то я не большой знаток, никогда раньше не видела серебряной посуды, поэтому могу ошибиться), серебряные же ложечки и кольца для салфеток. И когда первые чашечки кофе были выпиты хозяйкой и моим своевольным телохранителем, я достала фотографию Нателлы и ее матери у гроба.

Богунец взяла фотографию и долго смотрела на нее, но было заметно, что она ее не видит и думает о своем…

— Это была страшная трагедия, — наконец тяжело вздохнула она. — Надеюсь, я могу говорить с вами откровенно? Вы меня почему-то сразу расположили к себе, и кроме того, это уже дела давно минувших дней, все сроки давности должны были пройти. Мой брат, — начала она обстоятельный рассказ, — был человеком порядочным и слабохарактерным. В этом смысле Нателла пошла не в него, а целиком и полностью в свою мать. — Губы ее недовольно скривились. — Сначала мы были в восторге от Нюши, она казалась такой утонченной и нежной, — как раз то, что нужно было Ивану… А поскольку они жили отдельно, мы долгое время не подозревали, как она себя ведет в действительности. Она пила, — не алкоголичкой была, конечно, а приводила всякие компании, пока Иван работал на двух работах, чтобы Нюша могла тратить его деньги. И она ему изменяла, он много раз заставал ее, что называется, in flagranti, на месте преступления… Это случайно стало известно нам — я имею в виду моего мужа и меня, родителей наших к тому времени уже не было в живых. Мы пытались образумить Нюшу. Конечно, очень деликатно, не позволяя себе вторгаться в святая святых — супружеские отношения. Это было бесполезно, у меня все время болело сердце за Ивана, я как предчувствовала трагедию. Я все время жила в ожидании страшного. Она его поколачивала, не стесняясь маленькой Нателлы, а он не в силах был поднять на нее руку, даже чтобы защититься… Вот вы молоды, скажите, неужели бывает такая всепоглощающая любовь, что человек прощает своему objet все — измену, ложь, пьянство, побои, пренебрежение к ребенку?