Читать «Железо» онлайн - страница 148

Я буду всем плохим, а ты будешь всем хорошим. Теперь счастлива? Ты всегда можешь быть права, а я не прав. Единственное правило: тебе не дозволяется пытаться каким-то образом меня переделать. Ты не можешь сделать меня своим. Ты не можешь заставить меня стать, как ты. Нравится? Не стоит тратить слов. Мне звонит Парфенона. Спрашивает, как я поживаю, и я отвечаю, что живу лучше, чем когда-либо будет жить она. Она не сердится на оскорбление, она к такому привыкла. Начинает сызнова.

– Мне кажется, ты человек хороший, только неверно понятый. Я понимаю тебя и меня к тебе тянет. Я надеюсь, тебя это не смущает, но я не могу изменить своих чувств.

Я говорю ей, что не расслышал, и не могла бы она повторить? Она повторяет, медленно и размеренно. Ей хочется, чтобы я слышал каждое слово. Она говорит:

– Я хочу, чтобы ты открылся передо мной. Я хочу, чтобы ты дал мне шанс. Я не такая, как другие. Я вижу тебя не так, как они.

Я говорю, что занятия актёрским мастерством принесли ей некоторую пользу, но ей следует глубже войти в роль, она ещё не убедила меня.

– Больше чувства, тупая корова! – говорю я ей. Это её злит.

– Неудивительно, что ты живёшь один. Так ты проживёшь один до конца своих дней. Я готова дать тебе всё, а ты можешь только делать из меня посмешище и опускать меня. Ты просто показываешь мне, какой ты трус. Если б ты действительно был настолько крут, каким прикидываешься, ты бы не оскорблял меня так. Ты боишься настоящей любви. Я сильнее, чем ты когда-нибудь сможешь стать, и ты это знаешь. Я зеваю.

– Возможно. Звучит неплохо, эту реплику и оставим, – говорю я.

– Я нужна тебе, сукин сын. Ублюдок! Я нужна тебе!

Я слышу, как она швыряет телефон о стену, бьётся стекло. На следующий день мне позвонил приятель, который жил в её доме. Сказал, что она, очевидно, выбросилась из окна своей комнаты и разбилась на тротуаре. Её тело нашли на бетонных блоках, голова, хвост и когти отрезаны, радио пропало, всё тело изрисовано граффити.

Небо стало дивно голубым, засияло солнце. У меня на банковском счёту полно денег, и меня за одну неделю трахнули три бабы, даже не спросив, как меня зовут. Ты можешь получить то, что хочешь. Никогда не продавайся. Не ломайся. Не ослабевай. Не позволяй чужой доброте спасать себя, потому что спасения нет вовсе. Если ты спишь не один, ты спишь с врагом. Не выходи из бури. С другой стороны, только ты и должен. В тебе нет того, что проведёт тебя по трудному пути. Зайди с мороза и сядь у огня. Пусть согревают тебя улыбками и сказками о силе дружбы. Притупи свою жёсткость. Тебе к лицу мягкое тело и скованный разум. Велика вероятность, что в тебе нет того, что проведёт тебя по мёрзлой тропе. Останься дома и расслабься.

Ещё одна ночь. Температура бодрящая. Морось – сауна для бедняка. В такую ночь у тебя должна быть музыка. На помощь мне приходит Джин Чандлер, который поёт «Герцога Эрла». Музыка так праведно витает в воздухе. В такие минуты жизнь сносна. Люди, на мой вкус, недостаточно следят за своим носом. Все эти базары из ниоткуда. В смысле смысла – полный ноль. Их опыт не простирается за края почтовой марки. Тем не менее они рассказывают тебе, как есть и как всё будет. Вот Букер Ти и «Эм-Джиз» начинают «Зелёный лук». Я помню, как Букер Джонс, Дональд «Дак» Данн и Стив Кроппер вышли на сцену и отхватили «Грэмми». От восторга я вскочил на ноги. Не потому, что они завоевали «Грэмми», а потому, что мы под одной крышей. Честь уважению. Это честь – встретиться с тем, кому должен отдавать честь, с тем, кто заставляет твоё почтение застыть по стойке смирно. С тем, чья жизнь заслуживает почестей. Когда ты отдаёшь им должное, тем самым ты утверждаешь себя и те вершины, к которым стремишься. Я стёр себя. Моё прошлое прошло. Те, кого я знал, – смутные воспоминания. В моём уме осталось не так много лиц, имён или событий. Сейчас ночь. Лето. Я не помню ночей своей юности. Я смотрю на молодых людей на улицах и удивляюсь: неужели я когда-то был таким же. Интересно, о чём они думают и были у меня когда-нибудь такие мысли или нет. Теперь, когда они уже ушли, я бреду по этой улице, и тишина позволяет и другим моим чувствам пуститься в исследования. Мотыльки остервенело атакуют уличные фонари. Хор насекомых звучит симфонией и, похоже, висит в ночной сырости. Запах цветов и деревьев наполняет темноту богатой и сильной жизнью. Такой сильной, что можно повернуться к ней спиной и принять её как должное. Об этом не нужно помнить, потому что это постоянно. Почему-то истиннее фактов. У меня сохранилось одно из немногих воспоминаний – о памяти, сохранившей все до единого мгновенья моей жизни в тисках. То была память, в плену которой оставалась каждая мысль, каждое чувство, перспектива и восприятие. Я смутно помню, что всегда был рассержен, мрачен или в чём-нибудь нуждался. Я не помню мгновения или событий, приведших меня к систематическому стиранию памяти и связей с людьми. Теперь времена года проходят сквозь меня, как сквозняк сквозь тонкие шторы. Когда меня с кем-то знакомят, я не запоминаю имён. Я даже не помню собственного имени, да и было ли оно у меня? Я уверен, что было, но как и любой другой факт на этой планете, оно просто ничего не значит.