Читать «Любитель сладких девочек» онлайн - страница 3

Галина Романова

— Три месяца. — Маша бултыхала ложкой в тарелке с борщом, все никак не решаясь подцепить кусок капусты, скрипучий даже на вид.

— Во-о-о! — Нинка попыталась присвистнуть с набитым ртом, но лишь расплевала по столу крошки картофельного пюре. — А все в целках ходишь!

Здесь так не принято!

— А как здесь принято?

Черпнув ложку бурой жижи, Мария все же отправила ее в рот. Борщ оказался вполне сносным, и она пошустрее заработала ложкой, боясь, что не успеет за Нинкой и останется в столовой одна под огнем перекрестных взглядов.

— Здесь-то?.. — Нинка подскребла остатки с тарелки коркой хлеба и с удовольствием ее разжевала. — А здесь ведь как карта ляжет. Приглянулась ты кому, все — твоя песенка спета. Будешь жить с ним, пока ему не надоешь. Потом он может тебя завещать кому-нибудь, когда лыжи навострит на Большую землю.

— Так уж прямо…

— Ну, может, и не совсем так, но в основном так и случается. И слава богу, что так. А то нашлет господь такую напасть, как вот на тебя… Чего пялишься? Теперь тебя Федька застолбил, а это хуже смерти. Мало того, он себе право первой ночи присвоит, так потом определит тебя к какому-нибудь уроду, и будешь влачить здесь дни без радости.

— Нин, ты чего это такое говоришь, не пойму?! — Маша оторопело хлопала глазами, не желая верить в этот бред. — Что за средневековые штучки?! Право первой ночи! Плевать мне на этого придурка! Раз схлопотал по физиономии, еще раз схлопочет. И пошли уже. Обеденный перерыв кончается.

Она с грохотом отодвинула стул; натянула на голову такой же, как и у Нинки, серый платок и, аккуратно стянув его концы у себя на затылке, забормотала:

— Право первой ночи, елки-палки! Придумают же такое?! Тут ментов на каждого из нас по пять человек, а она — право первой ночи! Видали?! Может, я и перегнула палку с этой пощечиной, но никто не давал ему права лапать меня при всех.

Нинка лишь пожала плечами и пошла следом за ней, на ходу продолжая все так же пожимать плечами, когда натыкалась на чей-нибудь вопрошающий взгляд. Они вышли из жаркого нутра столовой на улицу, и тут же в лицо им швырнуло сухой снежной крупкой.

— Холодно…

Маша поежилась и плотнее запахнула на груди телогрейку, которая документально значилась как хлопчатобумажная куртка на утепленной основе.

Основа была так себе — хиленькая, дрябленькая.

Пока они шли до цеха готовой продукции, где они с Нинкой на пару упаковывали копченого палтуса по коробкам — все тепло рабочей столовой из них было вытравлено нахальными порывами студеного северного ветра. Он деловито заползал под короткие полы телогрейки, рвал с головы платок, засыпал им пригоршни снега в широкие рукава и буквально примораживал подошвы резиновых сапог к ледяной земле.

Маша холод ненавидела.

Нинка, напрягшись изо всех сил, потянула на себя тяжеленную железную торцевую дверь их цеха, и они быстренько юркнули в образовавшуюся щель. Тут же их окутал густой, как клейстер, духмяный запах коптящейся рыбы. Им тут было пропитано все: большие коробки толстого картона, фартуки, в которых они работали, столешницы, на которых они ворочали жирные рыбьи тушки, стулья, куда в редкие часы отдыха они падали без сил, двери, за которыми открывался вид на снежную равнину с выстроенными почти в шахматном порядке бараками. Маше казалось, что даже куски туалетного мыла в душевой насквозь пропитаны этим запахом. Его она ненавидела тоже. Как возненавидела рыбу, аппетитные кусочки которой по первости все норовила сунуть себе в рот.