Читать «Кандибобер(Смерть Анфертьева)» онлайн - страница 42

Виктор Пронин

Анжела Федоровна докричала очередной нагоняй какому-то мастеру и, оторвавшись от микрофона, недоуменно посмотрела на Анфертьева.

— А ты чего здесь торчишь? Директор вызывал? Ну и иди. — Представляете себе недоумение домохозяек округи, которые два года не слышали зычного баса Анжелы Федоровны и ничего не знали о жизни завода! А в каком положении оказались наши плановые органы, министерства и ведомства, на два года лишившиеся производственных мощностей завода! Но надо отдать им должное, они сумели перераспределить заказы таким образом, что на общем итоге это не отразилось.

Впрочем, они могли и не заметить исчезновения завода по ремонту строительного оборудования, и такое случается.

Анфертьев поправил галстук, толкнул дверь и вошел в кабинет.

— Здравствуйте, Геннадий Георгиевич!

— А, Анфертьев... — хмуро проговорил Подчуфарин, еще не оправившись после пробуждения. — Что скажешь?

— Осень, Геннадий Георгиевич. Осень.

— Ну и что? — Красноватое лицо директора выразило удивление. — Что из этого следует?

— Зима следует.

— Это хорошо или плохо?

— Плохо.

— Почему? — спросил Подчуфарин, раздражаясь.

Разговор с фотографом затягивался.

— Падает освещенность предметов. Приходится увеличивать выдержку, открывать диафрагму. Это, в свою очередь, приводит к потере резкости изображения. О чем я вас заранее предупреждаю. Отсутствие резкости на снимке уменьшает количество подробностей, в результате информационная насыщенность фотографии падает.

— Да? — Подчуфарин выразительно посмотрел на Квардакова, и тот в мимолетный миг встречи своего взгляда с директорским успел, все-таки успел, проходимец, состроить горестную гримасу. Дескать, что взять с человека — фотограф! — Да, — опять протянул Подчуфарин. — Скажи, Вадим, ты бы пошел на мое место?

— Конечно, нет.

— Почему? — обиделся директор.

— Мне пришлось бы отказаться от многих вещей. Думаю, что приобрел бы я меньше, чем потерял.

— И что бы ты потерял? — спросил Квардаков, чувствуя неловкость оттого, что разговор идет без его участия.

— Самого себя, например.

— Ха! Велика потеря! — хмыкнул Квардаков и преданно уставился на директора белесыми, узко поставленными глазами.

Подчуфарин помолчал, выпятив губы, передвинул календарь на столе, в окно посмотрел, на поблекшие клены, на капли, падающие с крыши мимо его окна, на серое небо, заводскую трубу...

— Ты полагаешь, что со мной это уже произошло?

— Может быть, не полностью, не окончательно...

— Ты не прав, Анфертьев. Ты не прав. Ты совершенно не прав. Разве ты не отказываешься от самого себя, занимаясь работой пустой и никчемной? Разве ты не пренебрегаешь своими желаниями, проходя мимо магазина только потому, что у тебя пусто в кармане? А здороваясь с постылыми людьми, желая успехов сволочи, поздравляя подонка, разве ты не предаешь самого себя? Разве не становишься при этом и сам немного мерзавцем, а? Анфертьев!

Подчуфарин, сам того не подозревая, разбил последнее пристанище Вадима Кузьмича или, скажем иначе, убрал с его пути последнее препятствие. Возможностью оставаться самим собой, жить открыто и просто оправдывал Анфертьев собственные неудачи, незавидность положения, мизерную зарплату. Все это давало ему ощущение уверенности в отношениях с женой, позволяло с чувством собственного достоинства заниматься не больно почетным делом. Но теперь, когда эти соображения были разоблачены, Вадиму Кузьмичу стало легче. Так бывает — происходит вроде бы пустячное событие, но оно приносит свободу, ты волен сам принимать решение, и нет уже гнетущей зависимости от чьего-то мнения, взгляда, от собственной нерешительности, ты освобожден от порядочности, в конце концов.