Читать «Кандибобер(Смерть Анфертьева)» онлайн - страница 157

— Но все эти вещи сфотографированы! Значит, они есть!

— Но нигде они не собраны в одном месте, в таком количестве, в таком виде!

Это картинки. Посмотри живописцев, говорят, произведения великих мастеров что-то там развивают в организме!

— Анфертьев! — Наталья Михайловна справилась с потрясением, взяла себя в руки, скулы ее напряглись. — Анфертьев! Мне скучен Ренуар с его жирными бабами.

Не говоря уже о жирных бабах Рубенса и Рембрандта. И наши отечественные жирные бабы меня не тревожат. Разве это не раскрашенные картинки? Разве художники не добавили бабам, которые им позировали, румянца на ягодицах? Разве они не дорисовывали им недостающие животы, груди, задницы? И я должна ими восхищаться и развивать в себе какие-то возвышенно-идиотские ощущения? А вещи, один только вид которых радует меня и утешает, я должна презирать? Да, я отлично знаю, что мне их никогда не иметь. Похоронят меня в других одеждах, если вообще найдется в чем. Но вечерок погрезить наяву... Неужели это так низменно? Неужели мечтать, просто мечтать мне не позволено? Ведь я не посылаю тебя в ночь за тряпьем, не требую от тебя ничего из этого тряпья. Я говорю — посмотри... И все. Я говорю — порадуйся вместе со мной эти полчаса... И все! Если уж на то пошло, то вещи, в которых я живу каждый день, которые каждый день с утра до вечера мельтешат у меня перед глазами, в которых ходишь ты и Танька, куда больше, сильнее, убедительнее воспитывают меня. Они куда важнее для каждого человека, нежели те пыльные картинки в золоченых рамках, спрятанные за тремя сигнализациями. Когда у меня будет все это, — Наталья Михайловна кивнула в сторону балкона, — когда я перестану мечтать обо всем этом, тогда я возьму тебя под локоток и пойду балдеть над тем тряпьем, которое изобразил когда-то Рембрандт. И я скажу тебе — посмотри, Анфертьев, как живописно, как прекрасно смотрится солнечный блик на мешковине этого блудного сына. И я буду говорить искренне. Не играя, не притворяясь. А пока я сама хожу в мешковине...

— Не такая уж на тебе мешковина, — проворчал Анфертьев.

. — По сравнению с тем, — Наталья Михайловна указала пальцем в сторону мокнувшего под дождем каталога, — самая настоящая.

— Я, пожалуй, пойду его принесу, — сказал Вадим Кузьмич, поднимаясь.

— Не надо, — Наталья Михайловна повелительным жестом усадила мужа в кресло.

— В таком виде он уже никому не нужен. Танька, марш спать. Укладывайся, я сейчас к тебе приду. Давай-давай! А теперь, Вадим, слушай меня внимательно. Я, кажется, рада, что все это произошло, это придало мне решимости. Прости, Вадим, но скажу сразу — ухожу от тебя.

— Прямо сейчас? — жалобно улыбнулся Анфертьев.

— Нет. Там идет дождь. Вот дождь кончится, и уйду. Я сыта. Всем, что можно найти в этом доме, всем, чем я питалась столько лет... Сыта.

— Надеюсь, ты не голодна?

— Смотря что иметь в виду. Картошки мне здесь всегда хватало. Но если говорить о... Если говорить о тепле, участии, понимании... Все это я получала по скудным блокадным пайкам.