Читать «Пирамида Кецалькоатля» онлайн - страница 2

Хосе Лопес Портильо

Они подкрадывались ближе. С оглядкой, с опасеньем. Последние подталкивали первых. Самый смелый шагнул вперед, споткнулся и упал, а птицы стайкой вдруг вспорхнули, и птичий страх отдался ужасом в сердцах детей.

— Змей человеком стал! Он белокожий! Шерсть на лице и на спине!

И дети ринулись назад, в душистую сырую чащу леса.

— Пернатый змей стал человеком! Белым и волосатым! — затеребили дети взрослых, но те опять на них не оглянулись. У них хватало дел и мало было любопытства. Копьями они разили всякую лесную живность, камнями птиц били, а червей выкапывали для еды.

И дети к берегу морскому возвратились, взяв палицы и камни прихватив. Ведь там был только голый, странный человек, лежавший на песке, привязанный к бревну. И он совсем не шевелился. Они каменья издали в него бросали, а, подкравшись ближе, самый смелый ткнул палкой тело.

Крупной алой каплей скатилась кровь, собою напоив впервые эти неведомые земли. Он поднял голову, открыл большие круглые глаза и прохрипел в всклокоченную бороду:

— О Боже! В какой попал я ад?

Пред ним, как в ярком ослепляющем тумане, фигурки темные зловещие скакали. То дети, испугавшись, бросились бежать, чтоб старшим рассказать о подвиге своем.

— Глаза его круглы, как у змеи, и в черных волосах лицо!

Их голосам поверил лишь Акатль, зная, что море щедро и богато. Акатль прогнал детей и, подождав захода солнца, направился на берег моря, где был пернатый змей. Ведь мясо змея можно съесть, а перья могут пригодиться для наряда.

На берегу, вспугнув настырных птиц, увидел белое, нагое тело с царапиною на боку и бородатое лицо, услышал хриплое дыханье.

— Э-ей! Ты кто? И почему ты светлокож и с бородой! Откуда ты пришел? Ты павший бог иль мертвый человек?

Легонько ткнул его копьем и ближе подступил. Потом сказал:

— Тебя закинули сюда к нам солнце, море, ветер.Будь ты зерном, откуда-то к нам залетевшим,Будь спорой из краев нам неизвестных,Будь семенем неведомой нам расы.

Акатль отвязал его от крестовины, схватил за бороду и потащил с трудом к опушке леса. Две волочившихся ноги чертили борозды, что начинались от конца креста, оставленного там, на берегу.

Очнулся он от новой острой боли, но не хватило сил на стон. Не мог он укусить и смуглую, блестевшую от пота чью-то руку: сухие губы не разжимались. Он покорился. Сквозь слабо смеженные веки, сквозь непонятное, сквозь боль увидел он вечернюю звезду, сверкавшую на небе, как и раньше, в ночах без сна, в безветрии и в урагане, над волнами морскими. Ее красой теперь не восхитился он, а только понял: вот она, еще мерцает еле-еле, как его собственная жизнь.

— О Господи! Я жив, я есть! — смог он пробормотать. — Еще страдаю! Вижу звезды! Спас ты меня и не оставил! Я — боль, я — свет!

Тот смуглый человек, которого он видел снизу наискось, — нелепый ракурс! — из сил последних выбиваясь, его к источнику тащил. Когда же приволок, то еще долго ощущал шершавость мокрых спутанных волос на своих пальцах и ладонях и видел отблеск маленькой звезды в глазах большого человека, который с жадностью к воде припал. Акатлю думалось: «Он хочет пить. Огромный, сильный. Бог побежденный. Может, семя бога, которому положено родиться. А может быть, он только человек. Голодный, слабый».