Читать «В состоянии необходимой обороны» онлайн - страница 140

– Потому что она соленая и противная!

– Зато очень полезная.

– А морскую капусту он тоже ел?

– Да, когда ее давали на обед, он всю съедал.

– И овощные котлеты ел?.. И борщ с салом?.. – удивлялся Витя, и вся грусть о потерянной машинке испарялась неизвестно куда.

Он сам не заметил, как уснул на руках у мамы, счастливый оттого, что ему необязательно есть борщ с салом… И оттого, что у него есть мама и папа, и что ему не нужно пить лекарство и мужественно переносить уколы, и что на следующий день рождения ему подарят и торт, и конфеты, и много-много всего еще…

По его лицу потоком лились слезы. Он проснулся, счастливый и несчастный, охваченный каким-то новым чувством. Мама ушла, ушел яркий свет, лившийся сквозь белые занавески на окне. Летняя жара, теплый южный ветерок, абрикосы за окном, шелест листвы… Ему захотелось пить. Он открыл глаза. Он попытался пошевелить губами. Во рту пересохло, язык был словно наждачная бумага. Во рту ощущался солоноватый привкус. Он облизал черствые губы. На них тоже была соль. Он ведь так много плакал…

Неясный, но слепящий глаза свет мешал разглядеть что-то вокруг. Взгляд туманился. Он видел лес вдали и одновременно где-то близко, и что-то белое кругом, и слышал шум – но не шум листьев, не шум ветра – иной.

Вот стайка птиц села на ветку. Ветка покрыта спелыми красными ягодами. Калина… Куст словно окутан звоном невидимых серебряных колокольцев. Это свиристели щебечут. Удивительные птицы. В детстве ему хотелось иметь канареек, каких он видел в большом вольере зоомагазина. Зеленые, голубые… Разве канарейки бывают зеленые? Нет, это волнистые попугайчики, он перепутал… Конечно же там были попугайчики, а канарейки желтые, вот еще есть выражение: канареечного цвета. Значит, ярко-желтого цвета… Пить!

Он опять открыл глаза. Разноцветные птички, мельтешащие перед глазами за клеткой жарко натопленного вольера, исчезли. И те серебряные колокольчики, что на кусте калины, – тоже. Нет колокольчиков.

– Пить! – простонал Шишков, не думая, что никто его не слышит.

Туман перед глазами то сгущался, то рассеивался. Он отгонял его, мотая головой как лошадь. Точнее, ему казалось, что он мотает головой. На самом деле он усиленно моргал и дергал бровями. Белесая пелена перед глазами то сгущалась, то рассеивалась. Ему было хорошо. Холода он не чувствовал. Он лежал на земле, и холод остановил кровотечение.

Шишкову до слез захотелось калины. Он представил на губах ее терпкий, горько-кислый вкус, и пересохший рот наполнился слюной. Вот если бы немного приподняться и дотянуться рукой до ветки.

Он тяжело застонал и, сделав невероятное усилие, пошевелил рукой. Другая рука не слушалась, висела как плеть. Он смотрел на нее и не чувствовал ее частью себя, словно рука была чужеродным телом, протезом, не имеющим к нему никакого отношения.

Шишков попытался сесть. Он страшно закряхтел и перекатился на бок. Прямо перед собой увидел на земле красное пятно. Кровь. Это его кровь. Уже подсохла, впиталась в землю. Словно пролили свекольник. Красное… При мысли, что он лежал в луже собственной крови, Шишкову стало нехорошо. Его затошнило. Он закрыл глаза.