Читать «Смертельные акции» онлайн - страница 122

Фридрих Евсеевич Незнанский

– В своем уме? – засипел Размахов. – Я тебя, как щенка… размажу… Пусти, сволочь, задушишь!..

Витя нехотя отпустил Размахова и стоял в стороне, играя желваками.

– Е-мое, какой ты нервный! – хихикнул Размахов, потирая шею. – Посмотрите на него – вот борец за справедливость!.. Милый мой, что за сцены, что за эмоции! Ты уволен. Нервные срывы в нашей работе ни к чему… Можешь отправляться к своей шлюхе. И учти, я к тебе еще приду за сатисфакцией.

– Ну ты… – медленно закипая, прохрипел Витя.

– Что – я? Что – я?! Пошел вон! – вдруг истерично заорал Размахов.

В глазах у Вити потемнело, и он будто со стороны увидел, как его огромный, похожий на кувалду кулак, как в замедленной съемке, поднимается и летит. Летит, неудержимо приближаясь к лицу Размахова, которое из нагло-ухмыляющегося в доли секунды превратилось в жалкое и испуганное…

– Ты что? – еле выговорил Борис Размахов, когда спустя несколько секунд к нему вернулся дар речи. После того как Витин кулак пришел в соприкосновение с его скулой, он неожиданно оказался в углу комнаты, по ходу сбив пару стульев.

– Мозгляк! – нехотя произнес Витя. – Пидор!

Размахов встал на четвереньки, тряхнул головой, что, видимо, вызвало дополнительную боль, отчего он поморщился. Потом с трудом поднялся на ноги. Скула его постепенно становилась темно-фиолетовой.

– За пидора ответишь, – сказал он, на всякий случай держась подальше от Вити. Размахов очень гордился тем, что в среде деятелей рекламы, где весьма распространена нетрадиционная сексуальная ориентация, он сохранил интерес к женщинам…

Но Витя уже кубарем выкатился на улицу, в ярости от собственного бессилия пнув попавшуюся на глаза урну. Урна покатилась, громыхая, по мостовой, изрыгнув из своего нутра дорожку мусора.

Размахов, выпив воды и подергав головой, проверяя, все ли на месте, продолжил наблюдение. Настроение у него весьма испортилось после Витиного показательного выступления, и шутить он более не был склонен. Рубашку испортил, гад, в магазине на Тверской купленную, фирменную, любимую. И шея болит… Не говоря уж о скуле. Хорошо еще, хоть кость цела…

Лариса тем временем успела украшения с себя снять, упаковать все в чемодан, а чемодан засунуть за платья на верхнюю полку шкафа. Сама она, готовясь уходить, подкрашивалась у зеркала в прихожей.

«Куда это она собралась?» – удивился Размахов. Не теряя времени, решил тут же поехать и забрать в отсутствие хозяйки даром дававшиеся в руки ценности.

Борис Размахов ненавидел Машкина уже давно. Ни за что бы не сказал он о покойнике ни одного хорошего слова. Хотя, если вдуматься, Машкин был не так уж виноват. Причины размаховской неприязни, да еще настолько сильной, мог бы распутать разве что сам старик Фрейд, если бы, конечно, дожил до наших дней и взялся за такое неприятное дело. Тут были и зависть, и ревность, и раздражение – что-то вроде классовой ненависти плохого человека к не очень плохому, и много чего еще…