Читать «Исповедь Cтража» онлайн - страница 383
Наталья Некрасова
— Должно быть, ты прав…
— Менестрель…
— Да, правитель?
— Прости, если мои слова причинят тебе боль… Я все пытаюсь понять… Я могу представить, как это — не видеть… Но ты… Ведь ты всегда смотришь в глаза…
— Я понял тебя. Так и было — я увидел глаза. Его глаза… — Дайолен замолчал, стиснув руки. Потом продолжил: — Глаза Учителя. Вот с тех пор… А он говорил, что ничем не сможет помочь… а я вижу… и Звезду… вижу…
— Скажи, менестрель, как его имя?
Дайолен поднял на правителя взгляд, и тот вдруг тихо вскрикнул:
— Не надо, молчи! Мне кажется, я догадался… я понял…
— Та вещь, что ты давал мне, сделана им. Давно.
— Так, значит, моя мать была…
— Да. Последняя из них.
Правитель осторожно коснулся руки менестреля. Его пальцы дрожали.
— Я… я не забуду тебя. И твоих песен. Если хочешь — останься.
— Нет, правитель. Благодарю. Он сказал — иди к людям. Мне пора в дорогу. Прощай.
Он набросил черный плащ, взял лютню — ту лютню, что узнал бы на ощупь из тысяч, как узнал и брошь — творение рук Учителя. Он поклонился правителю, развернулся и пошел вперед, не оглядываясь; а рядом шагал Андар — как юный паж при королевиче.
И, глядя им вослед, правитель тихо сказал, не зная, что повторяет столетия назад произнесенные слова Эльфа Тьмы, Мастера Гэлеона:
— Мне кажется, я понял… Если бы не было Тьмы, мы никогда не увидели бы звезд…
ЭТЛЭРТЭ МОРНЭ — ИДУЩИЕ ВО ТЬМЕ
…Сколько лет прошло с тех пор, как она покинула Аст Ахэ? Встало глухой полночью на западе алое зарево — она проснулась от жестокой режущей боли, мгновенно поняв, что произошло, поняв — все.
—
…По бесконечным дорогам под ветром и дождем, под солнцем и снегом бредет безумная. Никто не знает — кто она, откуда и куда идет, сколько лет ей. Да она и сама не знает. Не помнит. Только одно держится в ее мертвой памяти — надо куда-то зачем-то идти. Но куда и зачем — она не знает. Не помнит. Лишь иногда что-то мелькнет во мгле ее забвения, словно лучик солнца пробьется сквозь облака в хмурый день. И тогда она поет. Песни идут откуда-то из бездонного темного омута ее памяти. Она не понимает своих песен. Люди слушают ее чудесный голос, поражаясь чудовищному несоответствию ее жалкого вида — и песни, но не понимают слов. А она плачет, потому что память пытается пробиться ручейком сквозь могильные плиты ее безумия, и ей больно оттого, что еще нерожденные воспоминания умирают. А потом опять наступает тьма. По ночам к ней приходят сны, в которых память возвращается к ней. Она помнит все. Но уходит сон, и гаснет память, оставляя ощущение памяти. Память о памяти. И снова — боль от невозможности вспомнить. Она кричит и бьется на земле, а люди говорят — припадочная, и обходят ее с брезгливой жалостью. Но люди милосердны — кто-то кинет хлеба, кто-то набросит на худые плечи старый плащ… Так идет она неведомо куда — от сна к сну.
