Читать «Диалоги (июль 2003 г.)» онлайн - страница 153

Е.Я. Да, исследовательский комплекс бы такой.

Н.К. Нужен исследовательский центр, нужен музей. И здесь работы лет на пятьдесят, на сто. Чтобы это удивительное явление – мир Платонова – не исчез. Не исчезли великие чудеса, этот величайший подарок русской культуры нам, читателям, и векам. Да, в его вселенной всё не так, всё сопротивляется привычному. Мы люди воспитанные и воспитуемые, и сначала доказывали, что вот какой он советский писатель, и написали его портрет, как принято сегодня говорить, в этой парадигматике. Потом написали в парадигматике «антисоветский». И правды нет ни в первом, ни во втором. Платоновский язык «остраняет» и отстраняет и ту, и другую парадигматику. Сегодня царит всеобщее равнодушие. Как было, так оно и осталось. Нужен социальный заказ общества или литературной общественности на решение проблем наследия Платонова, но их нет…

А.Г. Удивительно. Вообще в истории русской литературы есть такие фигуры умолчания. Когда Толстой затмевает Лескова, и затмевает не просто, а совсем, как будто Лескова и нет. Когда Достоевский становится детским писателем по сути дела, писателем для юношества, забывая, что это тоже традиция определённая. Тот же самый случай с Платоновым. Умолчание – это лучшее, самое лёгкое, что можно сказать.

Н.К. Самое лёгкое.

Е.Я. Это притом, что формально он ведь вписан в плеяду классиков – так сказать, однозначно. И в школе его, как говорится, «проходят». Но уровень понимания, конечно, оставляет желать лучшего. Поэтому одно дело – количественная сторона наследия, которое мы ещё не можем себе представить адекватно, а другое дело – качественная: например, «Котлован», входит в школьную программу 11-го класса, но как эту повесть трактуют?..

А.Г. Он входит в школьную программу?

Е.Я. Конечно.

Н.К. Это ужас, как ввели…

Е.Я. Да уж, трактуют как могут: как антиутопическую, антитоталитарную, какую-то гротескно-сатирическую – нечто вроде антипода «Поднятой целине» Шолохова, примерно так.

Н.К. Почему антипод?

Е.Я. И не то чтобы это совсем уж неверно – а просто этого недостаточно. Мне кажется, методическая «неудача» состоит в том, что выбирается неверный, что ли, «заход» на прозу Платонова – по инерции; это, кстати, судьба многих писателей двадцатого века, когда к ним подходят по инерции века девятнадцатого: например, игнорируют специфику языка. Но в случае с Платоновым такое игнорирование – когда пытаются читать «сквозь» язык – приводит Бог знает к чему. Потому что, как давно уже было сказано, язык – это, в принципе, главный герой Платонова.

А.Г. Традиция читать Платонова сквозь язык, она ведь тоже вместе с ним родилась. Я ведь читал редактуры профессиональных редакторов издательства, когда правили язык Платонова, выражая абсолютное непонимание того, что ж происходит там, отрицание материи, через которую этот космос строится. Конечно, оно тянется и до сих…

Е.Я. Да, и я встречал и встречаю два диаметрально противоположных отношения к Платонову. Читатель либо сразу «принимает» его язык, в него, так сказать, «впадает» и принимает его безоговорочно – и тогда ему даже неважно, о чём Платонов пишет, это вообще второй вопрос: важно, как, что он пишет. Или же – совершенно другой, противоположный подход: язык этот на дух не переносится, возникает этакое негодующее отношение к «юродивому» писателю. Между прочим, есть характерный и очень показательный пример.