Читать «Стылый ветер» онлайн - страница 164

Страх и унижения, несправедливость и подлость, спрессованные народным терпением, за годы превращаются в смесь, куда более страшную, чем порох в мушкетах усмиряющих бунты солдат. И первая же искра эту смесь может взорвать.

Цебешу нетрудно было высечь искру. Восстают не потому, что жалко отдать лишний кусок угнетателю. Жизнь куда дороже любого жирного куска. Восставшие почти всегда идут на верную смерть и прекрасно знают об этом. Даже самое последнее человек отдаст скрепя сердце, если это последнее должно отдать по закону, по обычаю, по справедливости. Но позор унижения, нарушение исконных прав, вопиющая несправедливость... Когда стыдно смотреть соседу в глаза, потому что не выдержал, сдался, уступил наглости и грубой силе, бессовестному произволу присвоивших власть подлецов. И тогда достаточно пары брошенных слов. Простых и хлестких, называющих вещи своими именами.

И коса превращается в страшную пику. И не умеющие сражаться мирные люди грудью идут на мушкеты и шпаги. И дорвавшись до глотки обидчика, режут и рвут без пощады.

— Хватит!

— Свободы!

— Убивай вурдалаков!

Сотни крестьян, сжимая в руках топоры и косы, цепы и вилы, ворвались в Маутендорф, сметая на своем пути всех, кто смел им сопротивляться. Слишком долго спорили о старшинстве оставшиеся без своего командира солдаты полиции Христа. Слишком мало было времени у городских буржуа, чтобы собрать отряд самообороны, не готов к бою и слишком мал был регулярный гарнизон Маутендорфа. Их убивали на узеньких улицах, не дав в полную силу использовать ни мушкеты, ни шпаги, давя яростным напором и превосходящим числом.

Головы коменданта, помещиков, солдат — на базарной площади на кольях. Поднятый на пики судья. Зарубленный косами, со всей своей семьей, управляющий. Процентщик, сожженный в собственном доме…

Горожане, закрыв ставни и заперевшись на все замки, дрожали в своих домах, а победители уже громили торговые склады и винные лавки. Свобода? Завтра, протрезвев от выпитого вина, они посмотрят вокруг. И чернобородый и широкоплечий, с уверенным взглядом и свежим шрамом во все лицо деревенский староста захочет спросить, сняв шляпу и степенно поклонившись, не сводя с благородного профиля восторженный взор: «Что нам теперь делать, Учитель?»

Вот только ни он, ни другие не смогут найти старика, вовремя бросившего в толпу пару простых, хлестких слов. Старый Ходок раскаленными клещами вырвал у попавшего в плен Карела то, что хотел узнать о трех беглецах. И ушел, прихватив с собой трофейных лошадей, мушкеты, пистоли и три десятка самых боеспособных крестьян.

Завтра, узнав о судьбе Маутендорфа, полковник Дальт по приказу архиепископа направит в город два эскадрона аркебузиров, а наместник герцога в Каринтии завернет с марша пятьсот солдат неаполитанской пехоты. И край будет выжжен дотла — так в походе, когда нет других средств, прижигают рану, чтобы не загноилась.

Дым от подожженных домов черными клубами поднимался к небу, закрывая закатное солнце. Вечер. Двадцать первое октября 1618 года.