Читать «На службе у олигарха» онлайн - страница 34

Анатолий Афанасьев

— Господа, — прокашлявшись, окликнул Митя игроков. — Господа, дозвольте обратиться?

Миротворцы подняли головы, словно на звук комара. По-английски Митя тоже говорил с акцентом, чтобы не задеть их самолюбие. Самолюбие у талибов обострённое, как их отравленные пыточные иглы.

— Чего тебе, смерд? — спросил один недовольно. — Не видишь, заняты…

— Только одна просьба, господа. Нельзя ли передать на волю последнюю весточку?

— Какую весточку? — заинтересовался азиат. — Ты же голодранец.

— Прощальную записку, — объяснил Митя. — В Раздольске у меня матушка живёт.

— В хлеву, наверное, — пошутил миротворец. — Откуда у тебя матушка? Ты же инкубаторский.

— Нет, — возразил Митя. — Я вольнорождённый.

— Ну и закрой пасть, — посоветовал талиб. Он обернулся к товарищу:

— Чего дальше ждать, Ахмет, включай аппарат. Играть не даст. Видишь, неугомонный.

— Анупряк не велел, — ответил второй. — Зачем нам проблемы?

Хоть Митя и утратил (на время или насовсем?) звериный настрой, изворотливость в нём сохранилась. Стремление выжить было сильнее желания вечного покоя.

— Если нельзя перемолвиться с матушкой, передайте записку Диме Истопнику.

— Кому-кому?

Произнесённое имя подействовало на обоих, как щёлканье взметнувшегося в воздух бича. Они побросали карты, один поднялся и навис над Митей сто лет не бритой рожей, дохнул перегаром и чесноком.

— Ну-ка повтори, чего сказал?

— Димычу послать привет. Он мой учитель. Я пел у него в хоре.

— Врёшь, хорёк вонючий!

— Слово раба, — поклялся Митя. — Истопник меня знает. Я был у него солистом.

Миротворец вернулся к кунаку, оба оживлённо загомонили, перейдя на незнакомый Мите язык. Но одно слово, мелькавшее чаще других, он отлично понял: выкуп!

Наконец, придя к какому-то решению, оба миротворца подошли к пыточному ложу.

— Если врёшь поганым языком, знаешь, что будет? — строго спросил тот, который был Ахметом.

— Знаю.

— Нет, не знаешь. Ты не умрёшь лёгкой смертью, будем резать по кусочкам целых три дня. Это очень больно. Намного хуже, чем ты можешь представить пустой башкой.

— Я знаю, — повторил Митя. — Я говорю правду. Истопник любит меня. Он думает, я его внебрачный сын.

Митя делал всё правильно: с миротворцами всегда так — чем гуще нелепость, тем скорее в неё поверят. Это происходило оттого, что в перевёрнутом мире, где все они пребывали, и победители, и рабы, только ложь казалась правдоподобной. И только бред принимался за истину. Но пользоваться этим следовало с осторожностью, поднимаясь по ступенечкам от обыкновенной туфты к абсурду. Разрушение логики требовало строго научного подхода.

— Он тебя любит, значит, за тебя заплатит. Я верно тебя понял, хорёк?

— Вряд ли, — усомнился Митя. — Почему он должен платить? Димыч — на государственном обеспечении. Ему все платят, а не наоборот.

Миротворцы опять залопотали по-своему, а на Климова накатил приступ невыносимой скуки. Эта чёрная, вязкая, как смола, скука соседствовала с небытиём. Всё казалось зряшным, ненужным. Одна заноза торчала в мозгу: Дашка-одноклассница. На что попался? В сущности, на влагалищный манок. В страшном сне не приснится. А ведь из каких передряг выходил сухим.