Читать «Маисовые люди» онлайн - страница 69

Мигель Анхель Астуриас

— Холодно, кум, чего-то, — восклицал Гойо Йик, сгибаясь, сжимаясь и приплясывая на ходу. Они шли узкой горной лощиной, которую называли Трещиной.

— Верно, кум, а все на ходу греешься…

Гойо Йик, которого бил и мучал холодный жар озноба, жадно взглянул на бутыль и сказал еще раз:

— Холодно очень, кум, холодно чего-то…

— На ходу согреешься, да и плюнь, скоро солнце взойдет!

— Может, кум, хлопнем по рюмочке? Водка никогда не вредит. А сейчас от нее одна польза, хотя бы мне…

— Живот она согреет, кум, да ведь нам платить нечем Уговор дороже денег, мы с тобой слово дали, что из этой бутыли никто даром не выпьет, даже и сами мы, разве что по рюмочке.

— Значит, и тебя выпить тянет…

— Как не тянуть, да нельзя! И слово мы дали, кум, и убыток нам будет, если начнем пить даром. Ну, я отхлебну, ты отхлебнешь, вылакаем бутыль и придем гуда, как ушли. Я все свои деньги вложил, и ты тоже. Будем даром пить — разоримся.

На дорогу падала тень высоких, могучих деревьев, ветви их сплелись в зеленую плотную гущу, в щелках скал искрилась вода, песок отливал золотом в солнечных лучах. Гойо Двуутробцу до смерти захотелось выпить, потому что и мокрые шорохи, и солнце, уже припекавшее затылок, напоминали ему Марию Текун, когда она, выкупавшись в реке, возвращалась домой. Сколько он страдал по ней!… Он закрыл глаза, чтобы хоть на миг уйти от зримою мира и порадоваться смиренной радостью слепых.

— Кум! — Больше он выдержать не мог. — Кум, дорогой, куплю я у тебя водки!

Ведь у него было шесть монет — осталось после всех их затрат.

— Что ж, заплатишь — продам.

— Я вперед заплачу, чтобы ты мне поверил.

— Верить я верю и так, ты меня не обижай, мы с тобой компаньоны. А даром налить не могу, это против уговора.

Револорио остановился, сдвинув брови, черневшие на светлом лице. Говорил он хрипло, будто удавленник, — бутыль была очень тяжелая.

Он остановился, поставил бутыль, для чего пришлось лечь на землю, снял ее с плеча при помощи кума, который ради водки сдвинул бы гору, отряхнул пыльные руки и налил ровно на шесть песо в тыковку с черным дном.

Гойо Йик, Двуутробец, заплатил ему сколько следует, выпил в три глотка и с удовольствием причмокнул: так птица, напившись вволю, открывает и закрывает клюв. Потом он взял бутыль. Кум Паскуаль свое отработал, пришла его очередь.

Идти стало трудно и дышать труднее, теперь он весил больше, песок под подошвами громко скрипел Позади плелся усталый Паскуаль Револорио. Вдруг он приналег, словно ему что-то срочно понадобилось. Он сильно побледнел, но на светлой коже это не так видно.

— Кум… — проговорил он, приложив руку к сердцу, — худо мне, дохнуть не могу…

— Выпить надо…

— Помираю…

— А ты выпей!

— Постукай меня по спине и налей немножко…

Гойо Йик, Двуутробец, постукал его по спине.