Читать «Лживая инокиня (Марья Нагая — инокиня Марфа)» онлайн - страница 2

— Чего тебе? — сердито обернулась к няньке. Но тут же увидела, что глаза Арины полны слез, и схватилась за сердце: — Господи! Что с царевичем?.. Неужто опять на скотный двор побежал?

— Туда, государыня! — часто закивала Арина, которая по-прежнему обращалась к Марье Федоровне с тем титулом, которого она не носила вот уже семь лет — с тех пор, как овдовела.

Марья Федоровна отложила моточек жемчуга, воткнула иглу в вышивание и, как могла споро (бегать царице, даром что бывшей, все-таки невместно!), начала спускаться по лестнице терема.

К счастью, ее брат Афанасий Нагой успел на скотный двор раньше. Сойдя с крыльца, Марья Федоровна с облегчением увидела, что Афанасий ведет царевича, крепко придерживая за плечо, а тот хоть и рвется, но напрасно.

— Что ж ты, чадо мое, опять за старое принялся? — начала выговаривать ему царица. — Уже не раз божился, что больше не станешь, а сам-то…

Дмитрий зыркнул на нее исподлобья голубыми глазами и хмуро отворотился, принялся носком сапожка чертить какие-то разводы в белом песочке, которым были посыпаны дорожки во дворе.

Ну и нрав у этого мальчишки! Недобрый нрав! Хлебом не корми — дай пробраться на скотный двор, когда там скотину, быков или баранов, режут. А уж когда начнут на кухне головы цыплятам сворачивать, у него аж руки дрожат от нетерпения. Оттолкнет повара, сам вцепится в птицу…

— Известно: яблочко от яблоньки… — судачила прислуга. — Чай, его сын, его кровиночка!

Марья Федоровна, до которой доходили эти разговоры, знала: прислуга думала, что жестокосердие свое царевич унаследовал от отца, царя Ивана Васильевича. А значит, остается только терпеть его мстительность и жестокость, склонность к внезапному буйству, свойственные истинному сыну Грозного. Однажды зимой велел слепить двенадцать снеговиков, нарек их именами приближенных царя Федора Ивановича, своего старшего брата, и с криком: «Вот что вам всем будет, когда я стану царствовать!» — принялся махать деревянной саблей, напрочь снося снеговикам головы. Ох какая ярость горела в эти минуты в его глазах!

Марья Федоровна подступиться и окоротить царевича боялась. Послала Оську Волохова, сына мамки царевича, Василисы, но Оська едва успел увернуться от удара саблей — пусть деревянной, но переломить нос или челюсть набок своротить ею можно было запросто. Да уж, разойдясь, он делался поистине безумным — как-то раз сильно оцарапал мать, укусил за палец Василису Волохову, да как — до крови!..

Ох как тошно стало Марье Федоровне, когда она увидела этот прокушенный палец, когда утирала свою оцарапанную щеку! «Когда это кончится? — думала тоскливо. — Когда, о господи?»

Ответа не было. Она плакала и металась, боясь всего — настоящего и грядущего. В невзгодах людей часто утешают воспоминания. Однако светлых воспоминаний в ее жизни было раз-два — и обчелся. А уж после того дня, как Богдан Вельский, ближний человек царя Ивана Васильевича, однажды явился в дом своих знакомцев Нагих и, словно невзначай, обмолвился, что государь задумал сызнова жениться…