Читать «Святая Елена, маленький остров» онлайн - страница 9

Де Бальмен снова потянул своими длинными пальцами концы галстука. На этот раз вышло недурно. Александр Антонович открыл небольшую шкатулку, задумался немного при виде десятка лежавших в ней булавок, соображая соответствие каждой галстуку и костюму, старательно вколол одну и стал надевать жилет. Де Бальмен со своим большим опытом жизни отлично знал, какое значение имеет платье. Бруммель, человек без роду и племени, стал первым человеком в самом чопорном обществе мира почти исключительно благодаря своему умению одеваться. И, тщательно это скрывая, де Бальмен ежедневно отдавал часа Два туалету: меньше было невозможно. Граф всегда одевался сам, ни вывезенный им из России Тишка, теперь грум, а прежде просто малый, ни лакей-негр не присутствовали при его туалете.

«Сегодня, вероятно, получу и новые произведения Байрона», — подумал де Бальмен, с удовольствием вспоминая, что с минуты на минуту должны принести привезенную вчера кораблем европейскую почту. «И письма непременно получу. Не может быть, чтобы Нессельроде еще не дал ответа… Неужели Люси опять ничего не напишет? Впрочем, черт с ней… Газеты и книги будут во всяком случае. Поменьше бы все-таки стихов. А много умных людей в Европе теперь пишут стихи: Гёте, Делавинь… Чего доброго, я сам скоро начну… И деньги за это платят порядочные. Говорят, Байрону Меррей отвалил за „Чайльд Гарольда“ 600 фунтов, а тот кому-то их подарил. Очень бы пригодились — при дороговизне на этом проклятом острове. Сколько еще будет расходов по свадьбе…»

Де Бальмен застегнул жилет и опрыскал себя духами.

«А все-таки есть в этом что-то несерьезное. Не то что несерьезное, а смешное. — „Чем вы занимаетесь?“ — „Пишу стихи…“ En voilaà un métier… Все человеческие занятия не слишком умны — мое в том числе, — но это, пожалуй, поглупее остальных. В службе нет ничего смешного, а в стихотворстве — есть… У нас сочинители еще, впрочем, не вошли в моду. Не будь покойник Державин министром, кто стал бы его читать? «Гляди, Алкид, на гидру дерзку, смири ее ты лютость зверску…» C’est complètement idiot… Кто у нас еще пишет стихи? Се pauvre bâtard Joukovsky… Un brave homme d’ailleurs… Или Гаргантюа Крылов… Да еще несколько мальчишек. Чаадаев говорил, будто в Сарскосельском лицее два мальчика пишут прекрасные стихи. Энгельгардт тоже их хвалил. Того, что поталантливее, зовут, кажется, Илличевский. А другого… Забыл… Diable!.. Забыл… Скверная становится память. Говорят, что к сорока годам память всегда слабеет… И морщинка, кажется, новая обозначается, вот здесь около носа».

Де Бальмен подошел к другому зеркалу, которое висело в углу, сбоку от окна, и которое он особенно любил. В этом зеркале он всегда выходил моложе и лысина была не так заметна. Осмотр его несколько успокоил.

«Влюбилась же Сузи…»

Александр Антонович осторожно, чтобы не смять костюма, сел в кресло и задумался. В сотый раз он себя спрашивал, не безумно ли он поступает, женясь в сорок лет, да еще после такой жизни, да еще на шестнадцатилетней девочке, да еще на англичанке.