Читать «Любовница тени» онлайн - страница 130
Наталья Николаевна Александрова
Ну, пошли мы с ним как-то в будний день, чтобы народу в Эрмитаже поменьше. Подошли к контролерше, что при входе сидит, Коля и показывает ей папочку и вежливо так спрашивает, куда нам обратиться с этими вещами. Та сначала говорит, что сейчас не время консультаций, а потом видит, что мы люди не разбирающиеся, позвонила куда-то, приходит к нам девушка, посмотрела папочку, ничего не сказала и повела нас по залам. Идем-идем, я уж уставать начала, заводит она нас в служебное помещение, там начальник сидит. Посмотрел он картинки, серьезный такой стал, спрашивает, откуда они взялись. Коля ему все по правде описал, как он папку нашел в камине замурованную, как она лежала у нас долго. Тот вышел куда-то, а потом вернулся и говорит, что сейчас как раз у них в Эрмитаже присутствует какой-то самый главный эксперт, он придет на картинки посмотреть. Это, говорит, для нас большая удача, потому что профессор этот старенький, к ним не часто ездит, а нынче как раз такой случай.
Прибегает профессор, и правда старый, седой совсем, как увидел он эту папку, да как схватит ее и давай вертеть-крутить! Картиночки перебирает, а у самого глаза горят и руки трясутся, так что Коля мой даже нахмурился и хотел уходить, потому что этот профессор очень ему того коллекционера напомнил, который предлагал картинки за триста рублей ему продать.
А потом профессор прослезился, сел за стол и говорит, что не картинки это, а офорты Рембрандта, и что пропали они из коллекции профессора, вот фамилию забыла я, которого в тридцать седьмом посадили, и так он и сгинул в лагерях. А чекист этот, Ильичевский, тогда был мелкая сошка, видно, хапнул в квартире профессора, что осталось. Они, из органов, в искусстве не разбирались, видят, что бумажки какие-то, вот и бросили, а этот подобрал. А коллекция почти вся пропала, кое-что недавно всплыло за границей, он, наш-то профессор, и не надеялся, что еще что-то отыщется. А он сам сидел, чудом выжил, так высказался потом про Ильичевского и про других очень нехорошими словами, меня не постеснялся, правда, потом извинился.
А потом начальник их говорит, что денег, конечно, у Эрмитажа мало, но на такое дело найдут они средства, чтобы офорты выкупить. Тут Коля мой прямо обиделся, встал и говорит, что в жизни мы чужого не брали и как не стыдно нас с тем ворюгой Ильичевским на одну доску ставить. Еще, говорит, не хватало, чтобы мы за эти офорты деньги с государства брали. Те, конечно, извинились, проводили нас с почетом, картинки оформили официально, акт составили. И где-то через неделю приезжает к нам домой на машине тот профессор, привозит это письмо, торт и мне вот такой букет роз! Долго сидели, он много интересного рассказывал про коллекцию и очень благодарил, что тогда Коля не продал офорты тому коллекционеру за триста рублей, потому что уплыли бы они за границу как пить дать. Потом руку мне на прощанье поцеловал и уехал, вот! — тетя Нюра с гордостью на нас посмотрела. — Коля положил письмо в папку ту же самую и опять убрал в тайник, а мне и говорит: ты, Аня, не болтай там соседкам, что мы офорты нашли, а то пойдут по дому слухи, что Игнатьич покойный сокровища в тайниках замуровал, так еще к нам залезут, драгоценностей не найдут, а у нас последнее украдут. И где-то через полгода Коля мой умер, а про это дело я и молчала, как он велел, мне ни к чему…