Читать «Торговка» онлайн - страница 89

Дарья Истомина

И так мне все показалось странно и дико: и этот ночной лес, и навороты кирпичей и глины, и черное небо в звездах, и заунывный голос азиата, который вновь взвыл в вагончике, что я, задохнувшись, рванулась в бег слепо и отчаянно. Нырнула в темень дубравы, но почти сразу же ударилась плечом в ствол дуба, споткнулась и упала вниз лицом в мокрую палую листву.

Рагозина догнала меня, присела, затрясла испуганно за плечи:

— Что? Что? Тебе больно? Где? Здесь?

Я молча поднялась. Она приткнулась ко мне всем лицом, прижалась щекой к моей щеке. Лицо было мокрое. Она плакала.

— О господи, господи! — отчаянно шептала она. — Ну так выходит… Счастливая я, Машенька… Думала, уже никогда-никогда! Ну, сколько мне еще в жизни отпущено? И не только в ноченьках дело, хотя, конечно, и в этом. Не одна я теперь, и он не один. Я ведь пою, Маша! Вот он не слышит, а я во двор ночью выскочу, к липе прижмусь, мурлычу… Хорошо мне, как никогда прежде! Стыдно, самой почти смешно. Только что я видела-то? Все чужие куски подбирала… А вот теперь — все мое! И он — мой. Ну, так отдай ты нам хотя бы последние наши сроки… Не мешай!

— А как же дочечка-то? Без вас? — не сдержалась я. Она примолкла и вдруг сказала жестко и бесповоротно:

— Двадцать один год — не ясельная. Пора и самой на себя попахать! Может, так даже лучше будет. Пусть поймет кое-что. Без меня. Только я за нее уже почти не боюсь. Она, Маша, только с виду слабенькая — чтобы все ее жалели. А в действительности — железо! И все просчитывает — будь здоров. Своего не упустит. Работает же с тобой — и ничего… Только ты ей сразу ничего не говори… Что мы тут надолго… Пусть привыкнет. Постепенно так… А к Новому году мы, может быть, и сами в Москву погостевать выберемся… Или вы — к нам! Хорошо бы, а? Елку в лесу вырубим, холмы крутые, пруд замерзнет, можно и на лыжах, и на коньках даже… Для нас сейчас с Антоном главное — дрова! Но мы ж тут не одни… Как ни крути, люди-то зимуют…

Ночь мы с нею почти не спали, прибирались после гостей, воду на печке грели, посуду мыли.

Под утро вышли на крыльцо покурить. Погода менялась, небо заволокло сплошь, луна едва просвечивала.

Показался отец, потоптался, покашлял.

— Тебе все понятно, Маша? Дополнительных разъяснений не надо? — спросил он.

— Нет, папа. Не надо.

— Ну и добро… Полину поцелуй, особенно не распространяйся. Нашел, мол, удачную работу.

— Я все понимаю, Никанорыч! По-моему, он тоже почти не спал.

На следующее утро нас с Верой отвез до железки на своей телеге похмельный дед Миша. Рагозина натолкала в рюкзак банок с вареньями и соленьями, хотела всучить мне полмешка картошки, но я отказалась: слишком тяжело по Москве тащить. Вера тоже затарилась деревенским, улеглась на соломе и сразу заснула. Утро было совсем не похоже на вчерашнее. Беременное не то дождем, не то уже первым снежком серое бессолнечное небо прижималось к лесу, мокрый холодный туман лежал меж деревьями. Все молчало, и только колеса скрипели да старик бубнил, то и дело надсадно кашляя.