Читать «По тюрьмам» онлайн - страница 100

Эдуард Лимонов

Пират известен на третьяке: худой, с фигурой пацана-стервятника, с клювастым носом на худом черепе, он еще неумолчно болтает, общаясь с миром. При помощи не монолога, а диалога. В котором он выговаривает и реплики собеседника. Как-то с нами в облсуде в боксе № 4 оказался свежебритый малолетка. Пират немедленно погладил его по тыкве головы и осведомился: «Хорошо сидишь, пизденыш?» Пацан растерялся. «Вижу, хорошо. Да ты не бойся дяди Романа. Запомни, меня зовут дядя Роман. Я к пиздюкам хорошо отношусь. Ты думаешь, что, если попадешь ко мне в хату, я стану тебя притеснять? Ты так думаешь, я вижу, не отпирайся. Нет, притеснять не буду. Пират тебя накормит, пригреет, я сам был пиздюком». Пират распространялся еще, наверное, полчаса, в то время как пиздюк не произнес ни слова.

Поток сознания Пирата не прекращается никогда. В первый раз он, невидимый, обратился ко мне из бокса: «Лимонов есть? Эдик, ну как у тебя дела?» Выслушав мой ответ, Пират сменил адресата. «Нина, Нина, как твои дела?» Товарищ Силина веселым голосом сообщила, что у нее порядок. Но Пират не успокоился и продолжал разговаривать за Нину, то есть вместо нее. Поливы Пирата изнурительны и для него самого, и для окружающих. Общаться с ним долго, возможно, опасно для здоровья. Как-то в адвокатской за час (затем его вернули в хату, у него отменили суд в этот день) он наговорил мне столько спорных и возмутительных вещей, что я до сих пор вспоминаю этот его полив с неприязнью. Пират произнес тогда Апологию Предательства.

Дело в том, что в марте 2001 года, когда только арестовали здесь, в Саратове, Дмитрия Карягина, Пират сидел с ним в одной камере несколько дней. Пират сообщил мне, что жалеет «Димку», как он его назвал. Услышав, что я в ответ назвал Карягина Иудой и предателем, Пират стал доказывать мне, что я не прав. «Нет, ну ты, Лимон, не прав! У тебя подход нечеловеческий. Что ты думаешь, да тут на централе половина зэков кого-то вхуярила. Когда тебе электротоком яйца прижгут или ласточку делают тебе, кого хочешь вхуяришь. Люди хотят жить, Лимон…» Так он мне толкал свою апологию предательства. Но я твердо стоял на своем и декларировал: «Предатели мне отвратительны. Я не могу сочувствовать человеку, который меня оговорил. И не только меня, Роман, но и твою любимую Нину, девчонку, пиздючку вхуярил, хотя мог этого не делать. Против нее нет никаких доказательств, кроме его показаний. Ее не взяли с оружием, она мирно спала. Она могла бы быть на свободе эти два года, если бы не мерзавец, твой „Димка“, как ты его называешь, — бесхребетный слизняк, вот он кто, омерзительный слизняк, устрица поганая!»

Пират продолжал визгливо отстаивать право зэка на предательство. Окружавшие нас зэки не вмешивались в спор. В этот момент выводные soldaten подняли Пирата наверх в его хату. Дело в том, что облсуд имеет обыкновение выписывать наряд на заключенных на целую неделю. И если ты съездил в суд в понедельник и, скажем, председатель суда объявил перерыв до четверга, то тебя все равно выкликнут во вторник и сведут вниз на сборку. И ты будешь стоять там в толпе до тех пор, пока не придет конвой из облсуда и окажется, что на тебя нет сегодня накладных. Тогда тебя подымут. Пирата, слава богу, увели. Только после его ухода один из зэков осторожно поинтересовался, в чем была суть спора. Я с возмущением объяснил. Зэк согласился, что вхуярить «пиздючку» (так ласково называют юных девушек в Саратовском централе) уж совсем последнее дело.