Читать «Байки с Лубянки» онлайн - страница 26

Стоим, смотрим друг на друга, а в воздухе мат висит и непонятно, кто такие художественные рулады выписывает.

А голоса чуть ли не из преисподней слышатся. Глянули под ноги, а там открытый зев черного погреба. Вот в него-то, как в волчью яму, вся группа захвата и ушла.

Удивительно, как столь затяжной коллективный полет на глубину трех метров не имел жертв и разрушений. «Тяжелые» вылезли без единой царапины.

Но с той поры свой азарт контролировать стали, да и под ноги, входя без приглашения, смотреть стали.

Пронесло…

Один молодой опер сопровождал спортивную делегацию за границу. Шел сентябрь 1983 года. Именно в том сентябре советские войска ПВО сбили южнокорейский «Боинг».

Атмосфера вокруг спортивной делегации была, прямо скажем, не ахти.

Каждый день спортсмены сталкивались с какими-нибудь провокациями. То листовки разбросают антисоветские, то пикеты выставят рядом с гостиницей. Молодой опер впервые в такую ситуацию попал.

А тут еще перед самой поездкой коллектива сразу несколько измен матушке-Родине было. И естественно, в связи с этим молодого заинструктировали до потери пульса.

День проходит, второй идет. Делегация, как один! Сплоченная, готова на любые подвиги, хоть в атаку на танки.

Только замечает опер, что один из членов команды какой-то не такой. Смурной, пугливый. Замкнулся в себе, держится особняком. К слову сказать, молодой спортсмен был выдающихся способностей, чемпион мира. Газеты о нем писали, как о новой звезде планетарного масштаба. Еще в Москве внимание опера обращали именно на него.

— Береги чемпиона пуще своего глаза! — наставляли. — Подозрение парень вызывает: ходит на концерты в консерваторию и английским в совершенстве владеет. Зачем ему это? Очень подозрительно!

И вдруг эта нервозность. Опер в стойку встал: не деру ли чемпион собрался дать?

Решил почву прощупать. К чемпиону подходит и так и сяк. Мол, что ты, Ваня, голову повесил, что не весел? Родина тебя знает, Родина тебя любит и надеется. Ванюш, что тебя гнетет? Ну, поделись со мной, как со старшим братом. Никому не скажу, пойму тебя, помогу, а?

А тот сопит, краснеет, да еще больше в себя уходит и ни слова, ни гугу!

Оперу совсем тревожно сделалось. Надо бы в посольство сбегать, доложить и посоветоваться, да и этого прохиндея нельзя без надзора оставлять. Еще рванет из гостиницы да как изменит! Что делать?

* * *

Дальше — хуже.

Все на экскурсию, а чемпион в гостинице остается. Все по магазинам, а этот опять отбился от стада, торчит один в гостинице и опера сторонится, как бы стесняется.

Все чего-то покупают, а этот ни цента не потратил, словно ему на этом свете ничего уже не надо: ни махеров для тещи, ни джинсовых брюк для себя.

— Да, если уж по магазинам не шастает, то это верный признак готовящейся измены Родине, — говорит себе опер. — Все честные советские люди, попав за границу, не Луврами и Метрополитен-операми разными интересуются, а насчет тряпок беспокоятся. А лицо, лицо-то у этого типа какое-то нехорошее. Ай-яй-яй! Когда говорю с ним, то глаза отводит, и рот кривит, и ни в чем не признается. Да, на физиономии у него словно написано — изменник! Ну что, что делать?