Читать «Этика Михаила Булгакова» онлайн - страница 48

Как будто он поступает подобно Богу в «Фаусте» и в Книге Иова – санкционирует земное злодейство. Но там в мир выходит дьявол, злодеяния вершатся им. Кроме того, там действие хотя бы осмысленно: Бог как бы желает усовершенствовать и Иова, и Фауста. Здесь оно ничем не одушевлено: просто месть. Страшная – так повесть и называется… И во имя человеческой мести, действия безнравственного, Бог делает человека злодеем. Страшным злодеем, волшебником. Булгаков как бы возвращает колдуну его истинное, дьявольское обличье. Он был вправе игнорировать то, что Гоголь пересказывал народное предание, ибо, пройдя через руки писателя, предание становится Литературой. Литература же не имеет права освящать злодейство – тем более освящать именем Бога. И если уж мы имеем дело с литературой, мы вправе усматривать в ней не только мораль, но и теологическую мысль. С этой позиции глядя, «Страшная месть» – вещь антихристианская, поскольку в ней Бог стал «наперсником разврата».

Булгаков помещает все на свои места. Могущественный колдун переделывается в дьявола – персонажа, противопоставленного Богу. Но классический дьявол есть все же теневая сторона Бога, – и он, в свою очередь, отводится от спонтанных, «человеческих» злодеяний, от убийства детей; они вручаются Абадонне, силе самостоятельной. Азазелло не злодействует, он исполняет приговоры своего владыки.

Подведем предварительный итог. Азазелло оказывается личностью чрезвычайно почтенной и зловещей. Древнейший из дьяволов, чуть ли не праотец жертвы Христовой; наиболее страшная из ипостасей Мефистофеля; в какой-то мере гоголевский черт; сколок с гоголевского чудовищного злодея; непосредственный помощник двух владык мира. Пожалуй, для нас сейчас наиболее интересна тема «Страшной мести»: черты колдуна, кроме прочего, придают библейскому дьяволу человекоподобный облик. Азазелло – как бы дьяволо-человек, что видно и по его поведению. Например, он служит Воланду не только как фактотум и палач, он услужает – жарит мясо, подает гостю табурет. На крыше Румянцевки он неподвижно, подобно вышколенному слуге, стоит рядом с сидящим повелителем. К лицу ли это могущественному дьяволу? Ответ кажется простым: Булгаков показывает, что Воланд – абсолютный властелин мира духов, ему должны служить все. Да, но служить – не услужать… Приходится внести уточнение: Воланд не просто властитель, он – как бы монарх. При европейских дворах был обычай даровать сановникам право прислуживать монарху в буквальном смысле – одевать, подавать еду и т. п. Феодальный обычай здесь – деталь не пустая, не арабеска. Булгаков подчеркивает монархическую суть мессира Воланда, ибо феодальный суд отличается тем, что его вершил лично государь. То есть, делая Воланда феодальным владыкой, Булгаков утверждает его судебную функцию, – но и Азазелло при этом очеловечивается.