Читать «Пять рассерженных мужей» онлайн - страница 40

— Мама, тьфу на тебя! — разозлилась Тамарка. — Она о Юльке с Тосей уже разговаривает. Больше не нашла с кем поговорить? Лучше поговори со мной.

— Уже поговорила, — напомнила я.

Тамарка неожиданно заржала.

— Мама, расслабься и забудь все, что я тебе наплела. Все это фигня, я с Юлькой денежный договор подписывала.

— Как? — изумилась я. — Ты рискнула с ней заниматься бизнесом? И это зная, как она поступила со мной и с моим Женькой? Да Юлька умрёт, если чужого не возьмёт! Повтори, может я ослышалась, это правда? Ты подписала с ней договор?

— Да, Мама, и страшно! Страшно за тебя отомщу! Я не оставлю на Юльке трусов!

— Ха! Она только об этом и мечтает! Зачем ей трусы с такой излишней похотливостью?

— Я в другом смысле, Мама! По миру её пущу! Для тебя же стараюсь, так что, Мама, будь шире и хватит дуться.

— Никто на тебя и не дулся, — смягчаясь, ответила я. — Лишь немного удивилась…

— Значит мир?

— Мир! — проникаясь к подруге самыми светлыми чувствами, заверила я.

— Вот и чудненько, так что ты там про Даню моего говорила?

— Тома, — взвизгнула я, — иди ты к черту со своим миром! Даже и не рассчитывай, что хоть когда-нибудь возьмусь спасать тебя!

Я бросила трубку и тут же её подняла. На этот раз я затеяла диспут о Юльке сразу по двум телефонам, лишив Тамарку возможности продолжить нашу беседу. Я разглагольствовала до поздней ночи, обсуждала с подругами недуг Юльки и гадала как этот недуг отразится на моем Женьке и на всем остальном мире.

Женька, естественно, меня больше волновал, поэтому о нем мы больше и говорили. И Тося, и Лариса, и Маруся, и все остальные в одном мнении сошлись: Женька не выдержит подорванного здоровья Юльки и в скором времени вернётся ко мне.

С этой приятной мыслью я и заснула.

Глава 13.

Беспамятство

Иркутск.

Забайкальский военный округ.

Окружной клинический госпиталь.

1988 год.

Он метался, прочно пристёгнутый ремнями к больничной койке. Тело рвалось, изгибалось, бессознательно требуя свободы. В палату, где ещё четверо таких же, как он, рвали ремни и вскидывались над белизной простыней, часто, торопливо входили медсёстры. Позвякивали стеклом и металлом разложенные на каталках принадлежности.

Ему, содрогающемуся от конвульсий, ежечасно делали уколы, меняли в капельницах лекарства, но недуг все не отступал.

Казалось, он был безумен. Лицо обезображивали гримасы, меняющиеся с пугающей быстротой. В широко распахнутых глазах плескалась пустота, безжизненно отражающая стены палаты, потолок, белые халаты…

Молоденькие медсёстры, заглядывая в жуткую пропасть его зрачков, испуганно отводили глаза и долго потом плакали в процедурной.

Плакали от сострадания и тревожной тоски. «Какой молодой! Какой красивый! Эх, если бы встретился мне такой!» — думала каждая, утирая слезы.

Шёл пятнадцатый день беспамятства.

Утренний обход выглядел необычно. Вопреки традициям, впереди начальника отделения шёл высокий военный. В петлицах его, вместо привычных здесь эмблем медика, поблёскивал пугающий символ безопасности — щит и меч.

Толпа белых халатов застыла у изголовья больного.