Читать «Оппозиция как теневая власть» онлайн - страница 8
Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Способ действия «левых», тип их мышления и их «готтентотская» мораль уже в начале века были исследованы русскими философами, которые по-иному, чем большевики, вырвались из союза с этими «левыми». Сегодня очень полезно вспомнить их диагноз и сопоставить с тем, что мы видим вокруг. И не только у нас, но и в западном левом движении, которое переживает кризис. Но это – в другой статье. А сейчас вспомним хотя бы тот факт, что и в революции народ поддержал не «левых», а именно большевиков, и это имя сыграло важную роль – оно сочеталось с идеей справедливости. Даже к «меньшевикам» уже за одно их имя не могло быть симпатии. Так давайте с осторожностью подойдем к выбору нового имени. Исходя из мироощущения российских народов, а не из европейской традиции классовой войны, в которой мы были сбоку припека.
Кому нужно разъединение народа?
В прошлой моей статье говорилось, что общественно-политическую жизнь России можно лишь условно вместить в схему «правые-левые», этот дуализм – типично западное явление. Можно, однако, сказать, что на нашей отечественной почве европейский цветок левого мировоззрения вырос даже в преувеличенно-фантастических размерах. Уже в прошлом, ХIХ веке он перерос рациональные рамки социальной борьбы. Соединившись со страстью мессианского чувства, свойственного и православию, и иудаизму, левый радикализм приобрел черты религиозного, хотя и безбожного, фанатизма. Поразительно, как быстро русская культура отразила это явление со столь же высоким накалом – в Достоевском (достаточно вспомнить его роман «Бесы»).
Философам, чтобы понять суть левых, пришлось пройти много кругов – побыть самим в их среде, а потом раскаяться при виде реальных революций (ибо при том, что революции были вызваны объективными причинами, их чрезмерно разрушительный характер в России во многом был предопределен свойствами идеологии русских «левых»). И неважно, какие прекрасные лозунги брали наши «левые» – они их наполняли небывалым содержанием. Так было и с идеей демократии – в противовес самодержавию (а недавно – в противовес советскому строю).
Н. Бердяев писал в 1923 году: «Демократия – не новое начало, и не впервые входит она в мир. Но впервые в нашу эпоху вопрос о демократии становится религиозно-тревожным вопросом. Он ставится, уже не в политической, а в духовной плоскости. Не о политических формах идет речь, когда испытывают религиозный ужас от поступательного хода демократии, а о чем-то более глубоком. Царство демократии не есть новая форма государственности, это – особый дух».
В чем же этот особый дух русских «левых»? Это – целая философия, лишь основные черты которой были намечены в первой половине ХХ века. Наше время дало огромный и ценный материал, чтобы завершить эту работу – если будет кому. Я бы сказал, что суть дела в неорганичном, болезненном соединении западного рационализма и получивших светскую оболочку западных религиозных идей (прогресса и свободы) с тем «неявным знанием», которое играло важную роль в традиционном обществе России. В это знание входит иррациональное представление о совести и долге – не только перед ближними, но буквально перед Космосом. В результате получилась философская смесь, подкрепленная фанатической уверенностью в своей правоте и даже обязанности на свой лад «устроить весь мир».