Читать «Русское солнце» онлайн - страница 7

После Фороса Ельцин стал главным человеком в государстве, — это значит, что рано или поздно Ельцин выкинет его из Кремля.

Если рано, то когда?

Горбачев зажег лампу и вдруг почувствовал, что он хочет есть. В-вот ведь… — сейчас это проблема: нужно вызывать охрану, она свяжется с дежурной сестрой-хозяйкой, — короче, через полчаса, не раньше, он получит бутерброд. Можно, правда, поднять с постели Ирину, дочь, но Горбачев не мог вспомнить, была ли Ирина на даче. Днем она ездила в ЦКБ, навещала мать, оттуда звонила ему на работу: дела у Раисы Максимовны были… хуже не придумаешь.

Когда на дачу в Форос прилетели Лукьянов, Крючков, Язов и К°, Раиса Максимовна была совершенно спокойна, но когда передали, что явился Руцкой, у неё случился истерический приступ.

Те хоть и сволочи, но все же свои, понятные, а вот эти…

У Горбачева никогда не было друзей — никогда. Он не умел любить, но в тот год, когда родилась Ира, он вдруг понял, что без Раисы Максимовны он не может, он не будет жить. Но ч-черт возьми: Раиса Максимовна так пеклась о нем, что ему все чаще и чаще становилось неловко и стыдно. Раиса Максимовна проникала всюду, как раковая опухоль, от её внимания, от её заботы можно было сойти с ума… И все равно он был готов стерпеть все, что угодно, потому что после каждой ссоры с ней (ссоры случались довольно часто), ему становилось так одиноко, так неуютно, что он не мог работать — все валилось из рук.

Врачи молчали. Это было ужасно.

«Переворот невозможен, — рассуждал Горбачев, — и убить не убьют, Ельцин не убийца, Ельцин садист, ему б меня… мордой об лавку, с размаха, чтоб зубы повылетали, чтоб кровь была…»

После Фороса, утром 24-го, Горбачев позвонил Ельцину: «Борис Николаевич, тебе присвоено звание Героя Советского Союза…»

— Еще чего, — огрызнулся Ельцин. — Подпишете — и это будет ваш последний Указ…

Так и сказал. Сблизиться не получилось: обещая дружбу, Горбачев мог обмануть кого угодно, но не Ельцина.

А водка? Горбачев знал, что если Ельцин пьет, он пьет по-черному.

Пьяный Ельцин мог принять любое решение.

Горбачев отлично помнил этот документ: весной, в конце апреля, Александр Яковлев принес ему подробную, страниц на двадцать, выписку из «истории болезни» Ельцина. Цикл запоя — до шести недель. Жуткая абстиненция. Резко слабеет воля, и в этом состоянии он легко поддается на любые уговоры.

И Яковлев, главное, хорош; подождал, пока Горбачев прочтет, и спрашивает:

— Что с этим делать-то?

— В газеты отдай! — разозлился Горбачев. — Что… — что… Хочешь, отдай пациенту…

И действительно: Яковлев поехал в Белый дом и отдал папку Ельцину.

А что здесь сделаешь, в самом деле?

«Убить… не убьют, — значит, будут играть с Конституцией. Но это ж смешно, в самом деле… я ж все вижу… да? А если… не вижу? Тогда? Нет, вижу. Вижу! Я не позволю превратить себя в английскую королеву… черта лысого! И ведь провернут, сволочи, все тихо, по-воровски, и тут же — мордой об лавку…»

Горбачев всегда, не только в мыслях, молча, но даже во сне ругался матом.

— Ничего-ничего… выдержим, — вдруг громко, вслух, сказал он самому себе.