Читать «Пустыня цвета крови. Файл №226» онлайн
Крис Картер
Крис Картер
Пустыня цвета крови. Файл №226
Резервация племени навахо Нью-Мексико
Пустыня — она и в Африке пустыня. То есть именно в Африке она и пустыня, какой ее себе представляет цивильный обыватель, пялящийся в «ящик» с утра до ночи. Даже тогда, когда по ТВ — не сериал или там бейсбол-футбол, но и тягомотина типа «Вместе с нами по планете. Там, где нас нет!» Ядовитые джунгли Амазонки. Белое безмолвие Антарктиды. Медленная смерть Припяти. Горячее дыхание Сахары. Очень познавательно.
Так вот, насчет Сахары. Пустыня. В Африке. Ровная, как стол. Недвижимый песок. Недвижимые твари — скорпионы, змеи. Недвижимый саксаул. Недвижимое палящее солнце. Из года в год, из века в век. Главенствующий цвет — желтый. Цвет покойника.
Иное дело — в Америке. Тоже пустыня. Но — красная. Главенствующий цвет. Что песок под ногами, что аборигены-индейцы. Красный — цвет крови. Кровь — жизнь. Пусть эта жизнь на взгляд постороннего и недвижима, но она просто в состоянии покоя. Не покойник, а покой. До поры до времени. Кровь иногда играет. Особенно в молодости. Земля американской пустыни — молодая земля. Не такая ровная, как стол, как Сахара. Горные массивы. Если горные массивы — значит, молодая. И когда молодая кровь ни с того ни с сего вдруг взыграет…
Грохот, болтанка, нечто. Ужас. Тем более среди ночи, спросонья. Будь ты хоть индей-цем-навахо, славным природной невозмутимостью, — все равно содрогнешься. Потому что если дрожит земля, то хочешь не хочешь, но задрожишь вместе с ней. А куда денешься?! Разве что с кровати на пол. И следом за тобой — нехитрая утварь с полок, плошки-горшки, кактусы с подоконника, дешевый кассетник.
Привыкнуть нельзя, даже будучи аборигеном. И всякий раз — безадресный мысленный вопль: «Святые-здешние! Что это?!»
Ну-ну, человек. Выдохни. Кровь у пустыни играет. Скажи спасибо, что тебя просто тряхнуло горошиной в погремушке. Не раздавило в мокрую кляксу, и скажи спасибо.
Спасибо. Но однако… Что ж теперь, с младых ногтей до старческого маразма и содрогаться?!
— Да.
— Но почему, почему?!
— Потому, внук, что здесь наша родина. Мы — дене.
— А разве не навахо?
— Бледнолицые называют нас — навахо. Мы же сами себя — дене. Благодари святых-здешних, что тебя тряхнула родина, а не бледнолицые. И не задавай глупых вопросов типа «Святые-здешние! Что это?!» Святые-здешние безмолвны, пока ты не вознесешься к ним. В крайнем случае, тебе ответит радио, возомнившее себя всезнающим и беспрекословным. Поутру. Когда встанет солнце и рассеет мрак. Вот видишь! То есть — вот слышишь!
«В Нью-Мексико произошло землетрясение силой шесть баллов по шкале Рихтера. Подземные толчки до сих пор ощущаются».
И — уже не страшно. Потому что ясно. Солнце встало, мрак рассеян. Фантомные ночные страхи на то и фантомные, чтобы проявляться лишь в темноте.
И Эрик с беззаботностью и непосредственностью, присущей крайней молодости, первым — из-за стола, дожевывая гамбургер на ходу. Спешит он, па! Спешит он, дед!
Совершенно разучилась уважать обычай предков нынешняя молодежь. А ведь этот — еще из лучших. Обычай предков — ритуальное спокойствие против суеты сует и всяческой суеты. Но и просто обычай — дань вежливости, почтение к старшим! Не вставай из-за стола, пока более взрослые не поднялись.
