Читать «Ящик водки. Том 2» онлайн - страница 69

Вот тут — совпадает. Если население Латвии в тот момент составляло чуть меньше двух миллионов человек (по переписи 1935 года — 1951 тыс. семей), то это как раз около 200 тысяч человек. Так вот, отъезд основной массы немцев из Латвии состоялся не перед Первой мировой войной (хотя и такой отъезд был) и не после пакта Молотова — Риббентропа (после пакта уехали оставшиеся 60 тысяч, как об этом справедливо пишет профессор Странга), а в промежутке между 1919 годом, то есть с момента образования независимой Латвии, и 1934 годом, когда в Латвии установилась националистическая диктатура Ульманиса.

Вот как описывает Герд Штриккер отношения между латышской и немецкой лютеранскими общинами в начале тридцатых годов в Латвии:

«…Иначе дело обстояло в Латвии. (До этого Г. Штриккер пишет, что отношения между немцами и эстонцами в Эстонии развивались вполне конструктивно. — А.К.) Формально прибалтийские немцы, которые все еще составляли 6% лютеран Латвии (Уже 6 процентов — как быстро! — А.К.), оставались членами евангелическо-лютеранской церкви в Латвии. Но вместе с тем, они образовали свое собственное пробство со своим собственным епископом — доктором Петером Гарольдом Пельхау. Это пробство все больше и больше уподоблялось в своем развитии в рамках евангелическо-лютеранской церкви в Латвии церкви в церкви — не потому, что к этому так стремились немцы, а отчасти потому, что в церковь проникли вне-церковные силы латвийских националистов, которые направляли ее к размежеванию с немцами и отмежеванию от немцев. В свою очередь, такая позиция многих латышей, вытекавшая из типичной для „молодых народов“ переоценки национальной самобытности, озлобляла немецкую элиту и побуждала ее не к уступкам, а к изоляции.

Напряженность значительно возросла после того, как в 1931 г. президент Латвии Карлис Ульманис отобрал у немецкой общины Домский собор в Риге и передал его латвийской общине. При этом он действовал не только без каких бы то ни было правовых оснований, но даже вопреки народному референдуму, который вполне определенно подтвердил то, что собор должен оставаться собственностью немецкой общины. Нарушение прав было настолько кричащим, что глава евангелическо-лютеранской церкви в Латвии, епископ Карлис Ирбе 31 октября 1931 года заявил о своей отставке, так как не мог больше следовать националистическим курсом своей церкви…»