Читать «Овернский клирик» онлайн - страница 47

Парень бросил на меня странный взгляд и вновь задумался.

– У него ни мешка, ни сумки, – наконец проговорил он.

Это я тоже заметил, но всякое бывает. Может, строгий аббат велел грешному брату Октавию питаться лишь доброхотными дарами?

– Я с ним поговорю, – решил Ансельм. – Только вы, отец Гильом, не вмешивайтесь.

Я вздохнул и укоризненно покачал головой:

– Брат Ансельм! Брат Ансельм! Вы столь молоды и уже столь недоверчивы! Ну, поступайте как знаете… Пока же не будем тратить время зря и побеседуем. Поскольку «Светильник» трудно дается вам, побеседуем об «Ареопагитике». По-гречески, разумеется.

Темные глаза итальянца задорно блеснули – Ансельм принял вызов.

Дорога, которой мы шли, была совершенно пустынной. Как я понял, местные жители чаще добирались в Памье вдоль берега Лезы, которая текла немного западнее почти параллельно Арьежу, отделенная от него невысоким горным хребтом. Но та дорога вела через несколько деревень, а заходить туда не хотелось. Наш визит в Памье должен стать сюрпризом, поэтому я даже радовался, что по дороге не встречаются путники, а ночевать придется под открытым небом. Главное – не заснуть сладко, а пробудиться живым.

Когда начало темнеть, мы поднялись чуть выше по склону подступавшей к самой дороге горы и разложили костер. Ансельм был по-прежнему молчалив, а Пьер и наш новый спутник продолжали беседу, начатую в пути. Как выяснилось, речь шла об обучении латыни.

– Нам легче, – пояснил брат Октавий. – Я рассказывал брату Петру, что наш язык «си» очень близок к латинскому и будущему священнику достаточно заучить десятка два слов для мессы. Кроме того, совсем не обязательно зубрить латынь по «Светильнику» или «Деяниям»…

Я кивнул.

– По-моему, наш брат Ансельм думает сходно. Он тоже не желает читать «Светильник», зато заставляет брата Петра запоминать недостойные вирши.

Ансельм никак не отреагировал на эти слова, Пьер смутился, а брат Октавий, похоже, был весьма удивлен.

– Но это – обычный способ, отец Гильом! Конечно, вирши, то есть стихи, должны быть достойными. Хотя бы Овидий…

– Овидий хуже запоминается, – равнодушно бросил итальянец. – Нынешняя поэзия основана на рифме, да и содержание ее может заинтересовать обучаемого.

– Это про пастушку и школяра? – не выдержал я. – Или про игру в зернь?

Ансельм пожал плечами:

– Можно что-нибудь более благочестивое. Про город Рим, например. Знаете такой вирш, отец Гильом?

Я догадался, что он имеет в виду, но помешать не успел. Ансельм подмигнул Пьеру и негромко начал:

– «Рим и всех и каждого грабит безобразно; пресвятая курия – это рынок грязный! Там права сенаторов продают открыто, там всего добьешься ты при мошне набитой…»

– Брат Ансельм! – Я предостерегающе поднял руку, но он лишь усмехнулся:

– «Лишь подарком вскроется путь твоим прошеньям. Если хочешь действовать – действуй подношением. В этом наступление, в этом оборона. Деньги ведь речистее даже Цицерона…»

– И эти дикие варварские рифмы, – не выдержал я, – вы, брат Ансельм, решаетесь произнести вслух! Это вы называете поэзией?