Читать «Овернский клирик» онлайн - страница 181

– Ты читай, – подытожил он. – А я пока налью.

Сорвав печать, я поднес свиток поближе к свече. В глазах заплясали причудливые значки, похожие на сплетенную траву. Ну конечно! Первые строчки, как полагается, написаны изводом джери. Каллиграфы, прости Господи, чтобы не сказать хуже! Я всмотрелся:

«Высокоученому и велемудрому брату Гилъому из обители, что именуется Сен-Дени, в миру же – храброму рыцарю Андре – алмазу бесстрашия среди цвета франкского воинства…»

Несколько мгновений я переваривал написанное. К счастью, дальше письмо было написано обычным куфическим шрифтом, и дело пошло легче.

«Мой благородный враг и дорогой друг! Да восславится имя Аллаха, великого и милосердного, за то, что даровал он мне дорогу учености, которая вновь приведет на камни прошлого, столь сладостного тому, кто уже несет одежды своей жизни к вратам Вечности. Мир тебе, Андре! Хоть и не умеешь ты играть в благороднейшую из игр, именуемую Смерть Царя, но истину не скроешь – твой отъезд ранил меня не меньше, чем твой клинок, пронзивший мое плечо в нашу первую встречу у ворот благородного города Мосула, где правлю я ныне на радость правоверным и на страх вам, франкским собакам, и где будут править мои дети и дети моих детей…»

Карачиолли сунул мне кубок, и я отхлебнул глоток, не чувствуя вкуса. Это еще кто не умеет играть в шахматы!

«Знай же, Андре, что без тебя не подпишу я мир с нынешним владыкой Святого Града Иерусалима, ибо не верю никому из лживых франков, кроме тебя и твоего благородного друга Лодовико, прозываемого Белым Рыцарем, которого и направляю ныне к тебе с этим посланием…»

Все сбылось. «Я пришлю к тебе Белого Рыцаря…»

«Но о мире мы поговорим в Мосуле, где жду я тебя у шахматной доски, дабы еще раз покарать за твою франкскую гордыню. Без тебя же мне с франками говорить не о чем, ибо помню то, что было много лет назад, когда мы еще не состарились. Я узнал, кто виновен в том, что мир, подписанный нами, был нарушен. Узнал и о том, кто помог проклятому предателю Абу Ирману, который нанес тебе удар в спину. Ведай, Андре! Я отомстил за тебя, и ныне желтые черепа Абу Ирмана и Альфреда де Буа скалят свои зубы с мосульских стен…»

Я закрыл глаза, пытаясь сдержать волнение. Имадеддин отомстил – за меня, за Инессу, за моего сына. Сделал то, чего не смог сделать я.

«Кровь врага – лучший бальзам для раны, но есть у меня бальзам еще целебней, еще сладостней. Да укрепит тебя Аллах, великий и милосердный, друг мой! Ибо сын твой, Андре, Александр де Ту, не погиб в тот день, когда предатель Абу Ирман напал на твой замок…»

Я почувствовал, как все вокруг расплывается, становится нереальным, прозрачным. Мой сын…

«Поистине следует сочинить еще одну “Тысячу и одну ночь”, чтобы поведать о его жизни – сначала раба, затем беглеца, потом воина и вождя. Он вырос в пустыне, и сейчас нет клинка острей, чем клинок славного Искандера ибн Фаренги. Он не забыл тебя, друг мой, хотя все эти годы считал погибшим. Волею Аллаха, великого и милосердного, я смог открыть ему истину. Надо ли еще что-нибудь объяснять, Андре? То, что я пишу, правда, и ты убедишься в этом сам, когда увидишь его. Ибо в чертах его лица я вижу тебя, каким был ты много лет назад, в славный день нашей первой встречи, когда разбил я своей саблей твой шлем с малиновым крестом…»