Читать «Роковая роль» онлайн - страница 19

Через три минуты в квартире остались неразговорчивый опер из нашего убойного отдела и еще молодой крепыш с восторженным лицом. С улицы было слышно, как разъезжаются начальственные кабриолеты. Крепыш, держа под мышкой папочку, подошел ко мне и вытянулся во фрунт.

— Это вы Мария Сергеевна? — спросил он почтительно. Я кивнула, и его лицо осветилось улыбкой. — Как вы классно очистили место происшествия! Я вас зауважал. Я оперуполномоченный с «земли», Петр Валентинович Козлов. Вам можно просто Петр.

Я кивнула, подтверждая знакомство. Петр Валентинович жонглерским движением перебросил папочку из одной подмышки в другую и протянул мне свою широкую лапу. Я про себя хмыкнула, но руку ему пожала. Ладно опер; руководители государства, и те не знают, что женщина должна подать руку первой, а если она не проявляет инициативы, то с ней принудительно за руку здороваться не нужно.

После рукопожатия крепыш аж задохнулся от восторга. Надо было срочно приводить его в чувство.

— Петр Валентинович, — сказала я, — показывайте объект.

Петр Валентинович, не переставая ежесекундно оглядываться и широко улыбаться, повел меня по квартире. До поры, до времени игнорируя кухню, ванную и прочие места общего пользования, я настойчиво направляла Петра Валентиновича к месту нахождения трупа. Открыв двери в комнату, Петр Валентинович сделал широкий гостеприимный жест, как радушный хозяин приглашает гостей к столу.

Я остановилась на пороге, оглядывая обстановку. Комната большая, метров тридцать, наверное; высокие потолки, огромные окна, сквозь которые льется солнечный свет. Красивые, но мрачноватые обои; старомодная обстановка. На стенах — картины: пара пейзажей, женская головка, натюрморт. В углу ниша, где удобно уместилась старинная кровать. Она не застелена, но поверх постельного белья небрежно брошено красное шелковое одеяло. Ковров на полу нет, паркет дивного каштанового тона, блестящий, ухоженный. Возле кровати на полу лежит труп хозяйки — ничком, с неловко подвернутыми руками. На трупе короткий шелковый халат в крупных цветах, голые ноги слегка согнуты в коленях, одна изящная домашняя туфелька с пушистым помпоном надета на ножку, вторая лежит рядом.

За окном мелькнул какой-то блик, — наверное, пронеслась птица, и вся эта сцена вдруг показалась мне кадром из кинофильма, — не правдоподобно красивая, словно специально срежиссированная так, чтобы смерть не вызывала у зрителя отвращения. А только завораживала и приковывала взгляд. Но от этой красивости и нарочитости все, наоборот, представилось слишком мерзким. Я обошла труп, присела на корточки и заглянула в повернутое вбок лицо мертвой артистки Климановой.

Да, несомненно, это была та женщина, которая приходила ко мне на прием.

Только у меня она была практически без косметики, или, может, подкрашенная так умело, что выглядела вполне естественно. А это мертвое лицо поражало обилием грима. Наверное, так выглядят актеры перед выходом на сцену.

Приблизившись к телу, я увидела на полу, у самых пальцев, несколько пустых упаковок от лекарств. Перевернув кончиком ногтя одну из упаковок, я прочитала название лекарства — димедрол. Снотворное. Но принимая такое количество сразу, можно было преследовать только одну цель — уснуть навсегда. Не поднимаясь, я посмотрела в сторону терпеливо ожидающего у двери Петра Валентиновича, и он, поймав мой взгляд, показал глазами в сторону туалетного столика. Я выпрямилась и сделала шаг туда. На столике, перед высоким и явно старинным зеркалом, лежал листок бумаги. На нем были написаны две строчки: «Меня никто не любит, я должна умереть». Я оглянулась на оперативника. Петр Валентинович тут же подался в мою сторону, но спохватился и спросил: