Читать «Алкоголики» онлайн - страница 6

Вчера он едва не приступил к лечению. Все инструменты были готовы, а простыни сняты с нужного места. И тут подкрался доктор Мэрфи и спросил, какого черта он тут делает.

Руфус объяснил, дал свой диагноз. Он был убежден, что частицы больного мозга пациента бродят у него в организме, причиняя бедняге беспокойство. Совершенно очевидно, что ему следует прописать курс промываний толстой кишки.

Доктор Мэрфи перевернул тазик с теплой мыльной водой. Он посоветовал Руфусу засунуть этот дерьмосос (подумать только, так обозвать медицинский инструмент!)в собственный зад. А потом заявил, что, если Руфус не перестанет идиотничать и валять дурака (разве врач может так выражаться!),он лично даст ему пинка в его треклятый зад, чтобы тот летел аж до Беверли-Хиллз.

Хорошенькое дело, мрачно думал Руфус, потягивая кофе. Чтобы профессионал так разговаривал с коллегой. Да уж, нечего сказать... Тут он почувствовал, что на него смотрит повариха Жозефина, и сменил подавленный вид на хмурую сосредоточенность. Он знал о ее необычайной смешливости.

Достав из кармана белой куртки крошечный стетоскоп, он поочередно подул в обе трубки и повесил его себе на шею. Подперев подбородок одной рукой, он сунул другую за пазуху, приняв позу Наполеона, впрочем весьма удобную и для почесывания. Жозефина захихикала.

Глава 3

В годы Первой мировой войны о генерале с уверенностью говорили как о кандидате в вице-президенты.

В гремящие двадцатые он был председателем совета директоров корпорации с оборотом в сто миллионов долларов.

В начале тридцатых три пресс-службы и целый ряд общенациональных газет цитировали его высказывания: «Да, я свято верю, дорогие сограждане, что все мы должны затянуть пояса и уповать на Всевышнего, и тогда мы выйдем из кризиса еще более сильными и непобедимыми».

В начале сороковых, когда разразилась Вторая мировая война...

В сущности, он не сделал ничего плохого. Ничего такого, что можно считать непростительным или заслуживающим кары. Дело было не столько в его поступках, сколько во времени, когда он их совершал: художник Время изобразил его на фоне хаоса, исказив естественные черты, скрыв достоинства и преувеличив недостатки.

Он годами находился в центре внимания. Оставался он там и сейчас — единственно узнаваемая фигура на картине. В конце концов известность сыграла с ним злую шутку, и самолеты, случайно сбитые своими, сделали его символом Пёрл-Харбора, Батана и всей Филиппинской кампании. Возможно, генерал зашел слишком далеко. Возможно, потери значительно превышали достижения. А может быть, и нет. Это не имело значения. Время повернуло колесо фортуны, и стрелка остановилась прямо против генерала. Он оказался повинен не просто в одной или нескольких сомнительных акциях, но во всей ужасающей трагедии войны.