Читать «Народная монархия» онлайн - страница 314

Иван Солоневич

Петр для очень многих казался плохим - совсем плохим царем. Но самый плохой царь казался, все-таки, лучше самой лучшей революции. Несколько неожиданным оказался тот факт, что в Петре совместилась и монархия, и революция, но это совмещение современники Петра едва ли успели заметить: революционные перемены Петра нарастали постепенно - от случая к случаю - «рождались войной», как говорят нынешние историки… Они никогда не фигурировали в форме тех «программ», какие предлагали обездоленному человечеству его такие лучшие друзья, как Ленин и Гитлер. Все это вырастало постепенно: сначала потешные, - почему бы и нет? Потом поход в Азов, - Азов для Москвы был очень нужен. Потом стройка флота, - флот стали строить и до Петра. Потом войны со Швецией - на Швецию Москва нацеливалась очень давно. Для войны нужна регулярная армия, - ее стал заводить уже Грозный. Потом столица в Петербурге, - но и без Петербурга Москва Петра вообще видывала только мельком - и был ли он в Петербурге или околачивался по заграницам - для Москвы было безразлично. Пьянство, табак, немецкие кафтаны, антирелигиозное хулиганство оценивались сначала, как ребячья блажь: «женится - остепенится». Но и женитьба не остепенила.

Во всяком случае, в «революции» Петра отсутствовал самый основной революционный элемент: насильственный захват власти, отсутствовал тот обычно весьма четкий перелом, который определяет «старый режим» от его революционного наследника. В лице Петра «революцию» производил сам «старый режим» и производил ее а) законными средствами и б) с патриотической целью. И, наконец, революционный оттенок петровские деяния получили уже только впоследствии - во всей их сумме. Современникам она казалась нарастающим рядом безобразий и неудач, но никак не революцией. И петровская Россия. несмотря на резкое осуждение деяний и методов Петра - на «контрреволюцию» все-таки не пошла. Это объясняет прижизненный успех петровских реформ. Их посмертный успех был закреплен новым соотношением социальных сил, о каком Петр, разумеется, и понятия не имел.