Читать «Девушка с жемчужиной» онлайн - страница 102
Трейси Шевалье
— Нет, сударыня.
Мне захотелось рассказать ей о жемчужных серьгах, но я преодолела искушение и сказала:
— Просто я что-то съела, и у меня разболелся желудок.
Мария Тинс пожала плечами и пошла к двери. Она явно мне не поверила, но решила больше не допытываться.
После обеда я поплелась наверх и остановилась перед дверью мастерской. Это будет не обычный сеанс. Он попросит меня о невозможном… а я ему обязана и не могу отказать.
Я толкнула дверь. Он сидел за мольбертом и разглядывал кончик кисти. Когда он посмотрел на меня, я увидела у него на лице то, чего не видела никогда. Он волновался.
Это придало мне храбрости, и я сказала, подойдя к своему стулу и положив руку на львиную голову:
— Сударь, я не могу.
— Чего ты не можешь, Грета? — спросил он с искренним удивлением.
— Я не могу сделать то, о чем вы собираетесь меня попросить. Я не могу их надеть. Служанки не носят жемчужных серег.
Он долго на меня глядел, потом покачал головой:
— Поразительно. Я всегда на тебя удивляюсь.
Я провела рукой по морде льва, потом по его гладкой резной гриве. Хозяин следил за моей рукой.
— Но ты же знаешь, что блеск жемчужины необходим для картины. Иначе она не будет полной.
Я это знала. В тот раз я не долго разглядывала портрет — мне странно было видеть себя в непривычном свете, — но я сразу поняла, что на нем должна быть жемчужная сережка. Без нее мои глаза, рот, воротник моей блузки, тень над левым ухом — все оставалось особняком, и ничто ни с чем не было связано. А сережка объединит их, придаст портрету законченность.
А для меня она будет означать потерю работы, я знала, что он не попросит серьги ни у Ван Рейвена, ни у Ван Левенгука и ни у кого другого. Он видел сережку Катарины, и ее-то он и заставит меня надеть. Он всегда брал для картины то, что ему требовалось, не думая о последствиях. Ван Левенгук как раз об этом меня предупреждал.
Увидев на картине свою сережку, Катарина взорвется.
Я знала, что мне надо молить его не губить меня.
Вместо этого я попыталась его урезонить:
— Вы же пишете картину для Ван Рейвена, а не для себя. Какая разница? Вы сами сказали, что он будет удовлетворен.
У него окаменело лицо, и я поняла, что сказала не то.
— Я не перестану работать над картиной, пока не придам ей завершенность, — пробормотал он. — Иначе я не могу.
— Я знаю. — Я уставилась на пол. «Ну и дура же ты», — сказала я сама себе.
— Иди и приготовься позировать.
Опустив голову, я прошла в кладовку, где держала голубую и желтую повязки. Он никогда не говорил со мной таким недовольным тоном. Это было невыносимо. Я сняла капор и, почувствовав, что стягивающая мои волосы лента развязалась, сняла ее. Когда я подняла руки, чтобы собрать в узел распущенные волосы, я услышала, как скрипнул пол в мастерской. Я застыла. Он никогда не заходил в кладовку, когда я переодевалась. Этого он от меня не потребовал ни разу.
Я повернулась с запущенными в волосы руками. Он стоял на пороге и смотрел на меня.
Я опустила руки, и волосы волнами рассыпались у меня по плечам. Они были густо-каштанового цвета, как поля осенью. Кроме меня, их никто никогда не видел.