Читать «О полном собрании сочинений в 8 томах» онлайн - страница 59

В конце рассматриваемого периода мы встречаем фигуру Флобера, который, несмотря на чрезвычайное несходство его мировоззрения с мировоззрением Шекспира, безгранично восхищался последним и живо ощущал силу и величие его реализма. В письмах к своей подруге Луизе Коле за 1846-1854 годы Флобер писал: "Читая Шекспира, я становлюсь больше, умнее, чище. Когда я дохожу до вершины его произведения, мне кажется, что я на высокой горе, - все исчезает и все появляется в новом виде...". "Кто посмеет сказать, что Шекспир любил, ненавидел, что он чувствовал? Это колосс, он ужасает; трудно даже поверить, что он был человеком". И еще, по поводу 1-й сцены III акта "Короля Лира": "Этот человек сведет меня с ума. В сравнении с ним другие кажутся мне, более чем когда-либо, детьми".

Во второй половине XIX века оценки Шекспира в Западной Европе резко меняются. После 1848 года, когда "революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела" {В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 10}, когда буржуазия перестала быть заинтересованной в расширении активного познания действительности, в западноевропейской философии, науке, критике все более и более утверждаются позитивизм и агностицизм, которые выражают начинающийся распад буржуазной мысли. В связи с этим в западной шекспирологии, как и во всех других областях литературоведения и литературной критики, проявляется сильнейшая реакция против того, что многие буржуазные литературоведы-позитивисты произвольно и очень неточно называют "романтическими идеями". Возражая по существу против всякого целостного понимания творчества великого писателя, как выражения определенного этапа в истории общественного сознания его нации и всего человечества, они сводят изучение писателя к рассмотрению оболочки или внешнего облика его творчества, считая внутреннюю сущность, то есть объективный исторический смысл его, несуществующим или недоступным для познания. Это анализ с принципиальным отказом от синтеза.

Очень отчетливое выражение этот позитивизм и агностицизм нашли в посвященной Шекспиру главе "Истории английской литературы" (1865) И. Тена, который видел в Шекспире лишь соединение "национального темперамента" и богатой фантазии, не замечая в его творчестве никакого познавательного содержания.

Такое затушевывание или обесцвечивание идейной стороны творчества Шекспира, доходящее очень часто до полного и принципиального ее отрицания или, наоборот, искажения, еще усилилось с наступлением эры империализма, когда названные тенденции осложнились крайними, наиболее реакционными формами идеализма, безудержным эстетизмом, декадентством, символизмом, мистицизмом. Равнодушие к связи искусства с действительностью или недооценка этой связи сменяется теперь решительным ее отрицанием: искусство противопоставляется действительности как якобы "высшая форма реальности". Уже Суинберн, один из предтеч новейшего эстетства, в своей книге о Шекспире (1880) восхищался сильнее всего тем "редким", "странным", "таинственным", что он находил у великого драматурга. О шекспировских образах Суинберн писал: "Место, отведенное для них в тайнике нашего сердца, непроницаемо для света и шума повседневной жизни. Есть часовни в соборах высшего человеческого искусства, не созданные для того, чтобы быть открытыми для глаз и ног мира". С предельной отчетливостью выразил эту мысль несколько позднее О. Уайльд: "Шекспир - не безупречный художник. Он чересчур прямо подходит к жизни, заимствуя у жизни естественное выражение мысли".