Читать «Пешая прогулка» онлайн

Серлинг Род

Пешая прогулка

РОД СЕРЛИНГ

ПЕШАЯ ПРОГУЛКА

Перевод А. Молокина

Его звали Мартин Слоун, и ему было тридцать шесть лет. Он глазел в зеркало над туалетным столиком и который уже раз испытывал удивление от того, что этот высокий привлекательный мужчина в зеркале - он сам, а из головы не выходила мысль, что отражение не имеет никакого отношения к самому человеку. В зеркале был Мартин Слрун: рост шесть футов два дюйма, худое загорелое лицо, прямой нос, квадратная челюсть, в волосах кое-где мелькнет белая ниточка - приятное лицо, что ни говори. Глаза скользнули ниже. Костюм от "Брукс Бразерс", сидящий с элегантной небрежностью, рубашка фирмы Хафэвей, шелковый галстук, массивные золотые часы - и все так к месту, с таким вкусом подобрано!

Он продолжал разглядывать себя, удивляясь тому, как изумительно облицовка может камуфлировать то, что скрывается под ней.

Потому что то, что он разглядывал сейчас, было всего лишь камуфляжем. Да, его звали Мартин Слоун, он был членом правления агентства, в котором работал, жил в прекрасной холостяцкой квартире на Парк Авеню[Парк Авеню аристократический район Нью-Йорка. ] с видом на Шестьдесят Третью, водил красный "мерседес", был сообразителен я предприимчив, короче, как никто другой, являл собой образ преуспевающего молодого человека. Он мог заказать столик во "Френче", называть Джека Глизона по-имени, ему было приятно то странное тепло, разливающееся внутри, когда метрдотели "Сарди Ист", "Колони" или "Дэнни Хайдвей" называли его по имени и уважительно улыбались при его появлении.

Но вся беда в том, что у Мартина Слоуна была язва в начальной стадии, которая начала медленно, но неуклонно ползти по его организму. Десятки раз на дню его охватывала паника - мучительное, леденящее, перехватывающее дыхание ощущение нерешительности - и неуверенности, боязни ошибиться и быть оттертым на задний план; он изо всех сил старался, чтобы голос его звучал твердо, а предлагав мые им решения принимались бесповоротно, хотя где-то в глубине (и чем дальше, тем сильнее) он чувствовал, что все более удаляется от той бутафории, которую смастерил лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза шефу, клиентам и коллегам.

Эта язва! Эта проклятая язва. Он снова ощутил ее в себе и собрался, как человек, которому предстоит шагнуть под холодный душ. Она жгла его желудок. Когда боль прошла, он зажег сигарету и ощутил, что весь покрыт потоп}. Рубашка превратилась в мокрую прилипшую тряпку, спина невыносимо зудела, а ладони были влажными и липкими.

Мартин Слоун подошел к окну и взглянул на Нью-Йорк. По Парк Авеню зажглись огни, и он вспомнил огни родного города. Последнее время он часто вспоминал город, где родился. Последние несколько месяцев, вернувшись с работы, он подолгу сидел в темной комнате и потягивал неразбавленный скотч. Он вспоминал, как был еще мальчишкой и как все начиналось... Историю тридцатишестилетнего человека, который бросил мир к своим ногам, но трижды в неделю с трудом удерживался от слез.

Слоун глядел на огни Парк Авеню и вспоминал себя мальчишкой, вспоминал центральную улицу родного города и аптеку, которой владел мистер Уилсон. Случайные, несвязные воспоминания, но они были частью той сладкой горечи, что делала непереносимыми эту комнату, этот скотч, это отражение в зеркале. И снова к глазам подступили слезы, и снова он задвинул их глубоко-глубоко, туда, где жила боль от язвы. Неожиданная мысль пришла ему в голову. Сесть в машину и уехать. Подальше от .Нью-Йорка. Подальше от Мэдисон Авеню. Подальше от вульгарного жаргона босса, от налогообложения и "процента телезрителей", фальшивых счетов и трехмиллионных векселей и от этого уродливого фасада дружеских отношений между незнакомыми людьми.