Читать «Семь грехов радуги» онлайн - страница 91

Олег Овчинников

— Кто там?

— Это я, — донесся из-под шляпы знакомый голос.

— А чего сама не открыла? — проворчал я, открывая дверь.

— Я сумочку свою где-то… — сказала Маришка, шагнула в прихожую и прислонилась к стене, как будто этот единственный шаг отнял у нее все силы. Стянула перчатки, сняла идиотское сомбреро с целиком закрывающими лицо полями…

И тут уж я прислонился к стенке — так что теперь мы стояли друг напротив друга, как часовые по обе стороны от распахнутой настежь двери, — и не сполз по ней на пол только потому, что вовремя уперся ногой в полочку для обуви.

Господи, подумал я, какой интенсивный цвет!

Ее кожа и волосы были не бледно-зеленые, не цвета сельдерея или осинового листа, не мятные, салатовые или бамбуковые. Из тех полутора десятков оттенков зеленого, которые обязан знать и различать уважающий себя дизайнер, к ним ближе всего был изумрудный, возможно даже малахитовый.

Короче говоря, они были очень насыщенного, не просто зеленого, а ТЕМНО— и вместе с тем ЯРКО-зеленого цвета! И я не знаю, чем и как долго надо заниматься, чтобы добиться такой интенсивности!

«Убью, — с отчаянным спокойствием, какое приходит лишь в паре с похмельем, подумал я. — Вот сейчас покраснею и убью».

— Что же мне теперь делать? — спросила Маришка и подняла на меня глаза — зеленые от природы, а теперь позеленевшие до белков, в которых стояли слезы, то ли прозрачные, то ли того же цвета. Они больше не казались мне кукольными.

— Это зависит, — сказал я, — от того, что ты делала до этого.

— Я расскажу, — пообещала она. — Я все расскажу. И рассказала.

Цвет третий или второй, а то и шестой

НЕ РАЗБЕРЕШЬ!

Из-за этого нового ведущего с именем пулемета эфирная сетка поехата, как дешевый чулок. Первое время я просто не находила чем себя занять…

(Но ты ведь нашла, не так ли? В конце концов ты нашла?)

Сначала мы недолго посидели с Антошкой в курилке, я уже рассказывала…

(На маленьком черном диванчике, — вспомнил или домыслил я. — С такими тугими валиками подлокотников, что кажется, плюхнешься на них с разбегу — и лопнет кожа.)

…поболтали о том о сем, пока он не начал менять цвет. Потом…

(Неужели с ним? По большому счету, какая разница с кем? — но если с ним, то это не только мерзко, по и унизительно. Все в этом человеке неприятно мне: и лицо, и одежда — по принципу «готовь лыжную шапочку летом, а бейсболку — зимой», и душа, в существовании которой у него я сильно сомневаюсь… И ведь судя по цвету, — а рядом с «труколорной» зеленью Маришки я вчерашний со всеми своими глупыми и смешными воспоминаниями выглядел бы бледной тенью, — дело, увы, не ограничилось несколькими торопливыми прикосновениями и парочкой дружеских поцелуев. Да шнобель Коромыслова и несовместим с поцелуями.

Но променять меня на этого гундосого урода! За что? За то, как он «работает лицом»? Или не только лицом?

С другой стороны, именно Маришка всегда любила повторять, мол, любят не «за что», а «вопреки»… «А у тебя везде кожа такого мягкого фиолетового цвета?» — томно спросила она, на что Коромыслов ответил: «Ефть товко один фпофоб выяфнить это».)