Читать «Другое утро» онлайн - страница 101

Людмила Макарова

Пока Ира была у соседки, Аксенов, казалось, не пошевелился. Живая иллюстрация к выражению «спит как убитый». Она бережно положила ромашки рядом со стаканом опохмельного настоя, свидетельствующего о его ночной заботе. С самолюбивым удовольствием попыталась представить, как вчера вечером он подхватил ее на руки, уложил на тахту, раздел, накрыл одеялом, напоил опохмельным настоем. Но представить этого не получалось, она его и так почти не знала, а таким и вовсе никогда не видела. А хотелось бы увидеть. Очень хотелось.

Она тихо, чтобы не потревожить его раньше времени, сняла с себя всю одежду и осторожно легла рядом. «Ну, держись, серьезный мальчик Саша Аксенов, сейчас ты у меня проснешься как миленький», – молча пообещала она сама себе и еще прохладной от ромашковых стеблей ладонью проникла в складку его плотно завернутого одеяла. Внутри стоял плотный жар его тела, и она впервые наконец-то почувствовала, что он весь, целиком, сейчас здесь с ней, только с ней. Под бегом ее пальцев он заворочался, забеспокоился, напрягся и, не открывая глаз, вдруг с неожиданной для него ловкостью попытался перехватить инициативу.

– Лежи смирно, – не терпящим возражений тоном шепнула ему на ухо Ира, нажала локтем на его плечо и опрокинула на спину. Сейчас она была всесильна.

Она не считала себя очень уж темпераментной особой. Настоящее, не вызванное бегством от одиночества или потребностью самоутверждения желание приходило к ней редко и непонятно по каким причинам. По крайней мере широкие плечи и голливудская улыбка таким основанием уж точно не являлись. Картинная внешность Максима, например, частенько ей мешала и раздражала, так что она по возможности избегала выходить с ним «в люди». Спящий же как агнец на старом топчане, худой и жилистый Аксенов вызвал в ней настоящую бурю желаний. А желаний своих она уже научилась не стесняться. Да нет, вовсе не потому, что на нее подействовали книжки и фильмы, героинями которых были девушки без комплексов. Просто со временем она поняла, что от ее стеснительности в постели плохо не только и не столько ей, так же как не только, а может, и не столько ей от ее свободы хорошо.

За эту свободу она, воспитанная в строгих, где-то даже пуританских правилах, заплатила немалую цену страхом, стыдом и сомнениями. Потому, забыв на время, где она, кто она, с кем и почему, выплеснув на него всю, до последней капельки, силу своего желания, она распласталась на тахте, блаженно прикрыла веки и ждала положенного восхищения и благодарности. А то, что он благодарен, восхищен, оглушен, раздавлен, потерян, подчинен и – возвеличен, было ей и так ясно. Это до смешного просто читалось в его обычно бледно-голубых, а теперь ярко-синих глазах. Для этого Ире не нужно было даже в эти глаза смотреть. Они лежали на разных концах широкой тахты, приходили в себя, слишком переполненные, чтобы соприкоснуться. Потом Аксенов подвинулся к Ире, с опаской, словно хрупкое стекло, взял ее ладонь, переплел своими ее пальцы и выдохнул:

– Ирка, ты…

…Ив тонкую дверь веранды постучали так, что содрогнулась не только дверь, но и вся веранда целиком, разве что исторические фолианты Василия с полок не попадали.