Читать «Вино богов» онлайн - страница 19

Джон Барнс

Со вторым событием дело обстояло несколько сложнее. Дело было так. Король с Седриком занимались важнейшей работой. Они просматривали карту Королевства и решали, как наименовать новое поселение на северо-востоке страны: Бонифациебург, Бонифацвилль или просто Бонифаций, и в это время в дверь кто-то робко, тихо постучал. Если можно сказать о стуке в дверь, что он был «извиняющимся», то это был как раз такой стук.

От короля Бонифация не укрылся извиняющийся характер стука, и он приподнял бровь и посмотрел на своего главного советника, как бы спрашивая его тем самым, стоит ли сказать: «Войдите!» Седрик, видимо, также дал стуку сходную характеристику, поскольку мгновенно выпрямился и расправил плечи — наверное, решил, что ему понадобится высокомерный вид.

В покои короля бочком вошли трое людей, которых в обычное время вряд ли можно было увидеть вместе.

Первая из них, Вирна, была старая-престарая. Еще во времена правления отца Бонифация ее обвинили в убийстве мужа, пресловутого Вепря Великих Северных Лесов, — иначе говоря, отвратительного, дурно воспитанного провинциального лорда, замок которого стоял возле Великих Северных Лесов. На самом деле никаким вепрем он не был, но уж разбойником и людоедом — это точно. И поскольку совершенное дамой преступление скорее было благим для государства деянием, повесить ее не решились. Вместо этого прежний король приговорил ее к пожизненному подметанию дворца, за что она имела еду, крышу над головой и немного денег на карманные расходы. А с Вирны было взято торжественное обещание впредь не убивать никого, кто этого не заслуживал бы в той же степени, сколь ее печально известный супруг. После жизни с Вепрем все остальные казались Вирне людьми приятными во всех отношениях, поэтому она вскорости стала веселой и милой старушкой и исполняла, если можно так выразиться, роль почетной бабушки для многих молодых служанок во дворце.

Однако теперь она не улыбалась своей обычной теплой улыбкой. Она стояла перед королем и премьер-министром, в отчаянии заламывая руки.

Рядом с ней стояла Гвин, девушка, прибиравшая детскую, — милая, но не красавица. Внешность ее говорила о том, что ей на роду было написано стать нянькой, сиделкой или гувернанткой. На самом деле она сразу согласилась прибирать в детской, и после того, как в течение года подтирала и драила там пол не только за Аматусом, но и за всеми отпрысками гостящих во дворце лордов и королей, она не на шутку невзлюбила всех детей вообще и втайне уповала на то, что когда-нибудь ее полюбит какой-нибудь солдат с семейными наклонностями, который не потребует, чтобы она ему нарожала детей этак двадцать. Выражение лица у Гвин почти всегда было кислое, а улыбалась она крайне редко, поскольку кто-то ей сказал, что из-за этого она выглядит как добрая мамочка.

Теперь она стояла нервная, смущенная, растерянно кусала нижнюю губу, уставясь в пол, и казалось, что она впала в детство.

Последним из троих визитеров оказался гвардеец Родерик, и это было самым странным. Солдат, которого Седрик отправил засвидетельствовать победу Кособокого над гидрой, был их тех, кому верховный главнокомандующий доверял почти беззаветно. И вот теперь он выглядел нетипично озабоченным и, пожалуй, даже взволнованным. Плечистый верзила Родерик был гораздо умнее, чем казался на вид. Просто из-за флегматичного темперамента у Родерика развилась привычка время от времени таращиться в одну точку, раззявив рот, вот многие и считали его непроходимым тупицей. Впоследствии он оставил военную службу и стал знаменитым драматургом, творцом длинных кровавых эпических полотен, и оказалось, что прежде, пялясь в одну точку, он на самом деле уже сочинял в уме целые сцены и акты.