Читать «Жертва мистификации» онлайн - страница 125
Владимир Константинов
Светлана стремительно вошла в кабинет. Деловая. Сосредоточенная. Заряженная исключительно на дело. И не было ей никакого дела до глупостей Иванова. Как же, разбежался! Много вас, старых козлов, — охотников на молодых девушек.
— Сергей Иванович, за мной следили, — взяла с места в карьер Светлана, садясь за приставной стол.
— И в этом нет ничего удивительного, — ответил он с улыбкой. — Наборот, мне было бы странным узнать, что кто-то не обратил на вас внимания.
— Я серьезно.
— И я серьезно.
— За мной только-что следил рабочий сцены нашего театра.
— Не Каспийский случайно?
— Нет, другой. Овчаренко. Едва избавилась от «хвоста».
— Это ещё раз доказывает, что мы на правильном пути. Ты мне именно это и хотела сказать?
— Нет. — И Козицина рассказала о сегодняшних событиях в театре.
Иванов долго молчал, обдумывая услышанное. Достал пачку сигарет.
— Можно закурить? — спросил девушку.
— Да. Пожалуйста.
Он закурил. Встал из-за стола. Прошелся по кабинету.
— Ты принесла пьесу?
— Да. — Она достала из сумки потрепанную папку, выложила на стол. — Но зачем она вам?
— Понимаешь, я тут, на медни, долго размышлял над тем, что ты прошлый раз говорила, и знаешь к какому выводу пришел?
— К какому?
— Что все дело в самой пьесе.
— Как так?! — удивилась она.
— Еще не знаю точно, но мне кажется, что описанные в ней события каким-то образом связаны с самими артистами. Расскажи о ней поподробнее.
Выслушав рассказ Светланы, Иванов спросил:
— Как говоришь фамилия главного героя?
— Бескрылов. Андрей Андреевич Бескрылов.
Сергей раскрыл папку, прочитал:
— "Действующие лица. Бескрылов Андрей Андреевич — богатый бизнесмен 32 лет". Фамилия конечно же изменена.
— О чем вы? Какая фамилия? — не поняла Козицина.
— Теперь я почти убежден, что эта пьеса, — он похлопал рукой по папке, — писалась под конкретного человека, а затем была сыграна, как говорите вы, служители Мельпомены, на натуре. Или я не прав?
Светлана во все глаза смотрела на следователя. На её щеках вспыхнули симпатичные ямочки. А это могло означать лишь одно — она улыбалась. А во взгляде её было что-то такое, такое... Нет-нет, он боялся ошибиться. И вновь очень забеспокоилось сердце Сергея, а в голову стали лезть сумасбродные, совершенно дикие и непричесанные мысли. Вот она — сидит и улыбается. По доброму так улыбается, по хорошему. И стоит лишь протянуть руку и... И фьють — лови журавля в небе. Ага. Нет, лучше уж пусть остается все, как есть. Лучше смотреть вот так на неё и заниматься самообманом, долго сосать его как кисло-сладкую конфетку момпасье, и причмокивать от удовольствия, чем получить отлуп. На фига ему эти заморочки. Вовсе ни к чему. Не для его больного сердца.
А тут ещё этот зануда завозникал, принялся нашептывать на ухо:
«Решайся. Не будь трусом.»
«Я не трус, но я боюсь», — хотел отделаться от него Сергей шуткой. Но не тут-то было. Он по прежнему опыту знал, что если этот прохендей что-то хочет сказать, то, будьте уверены, выскажется до конца.
«Да ты не паясничай! Не паясничай! Шут гороховый! Я ведь дело говорю. Может быть это твой последний шанс. От твоей яичницы по утрам я уже печень к шутам посадил. Она, яичница эта, у меня уже поперек горла. Ага. Сколько ж можно!»