Читать «Черный треугольник (Розыск - 1)» онлайн - страница 8

- Вы богаты папиросами? - Папиросы, как и духи, были высшего разбора. Давно я не курил таких папирос...

Недалеко от окна лежала груда скомканных парчовых, бархатных и шелковых одеяний. Помощник ризничего, рябой монах в выцветшей камилавке, поспешно поднес лампу. Но в без нее хорошо были видны переливающиеся гиацинтом архиерейские мантии с бархатными скрижалями на груди; шитые золотом плащаницы; старинные, почти в человеческий рост, греческие ризы с вырезом для головы; ризы иерархов православной церкви - саккосы и полиставрии.

Когда-то на экзамене в семинарии меня основательно гоняли по духовным одеяниям. Экзаменатор, ехидный тощий старичок, которого непрестанно мучила икота, по каким-то соображениям, а может, просто из вредности характера, обязательно хотел меня срезать.

"Что знаменует риза, она же фелонь?" - изгибался он вопросительным знаком и приставлял к уху трубочку.

"Когда воины глумились над спасителем, - барабанил я, - они обрядили его в рубище с дырой для головы. Потому, благоговея перед муками распятого, церковь признала сие одеяние священным. Оно напоминает иерею, что в служении своем он изображает господа и потому должен облекаться правдою при всех делах своих".

"А какие слова должен говорить иерей при облачении?"

"Слова псалма: "Священницы твои, господи, облекутся в правду и преподобнии твои радостию возрадуются".

Старичок недовольно икал и задавал очередной вопрос:

"Что знаменует епископская мантия?"

"По изъяснению Симеона Солунского, мантия сия знаменует всепокрывающую силу божию..."

Старичок гонял меня до седьмого пота, но поставил высший балл.

Александр Викентьевич Щукин, принявший вскоре монашество и ставший Димитрием, умел вбивать в тупые бурсацкие головы подобную премудрость...

Интересно, что бы сказал ехидный старичок, увидев этот ворох?

Рябой монах, кряхтя, опустился на колени, вытащил из кучи одежд парчовый саккос с нашивной епитрахилью - припереником, что свидетельствовало о принадлежности саккоса патриарху. Разгладил парчу ладонью, так же кряхтя, поднялся.

- Саккос первого патриарха всероссийского, святейшего Иовы, - сказал он. - Опоганили, святотатцы... Звонцы золотые срезали, круги срезали, жемчуг оборвали...

- Двенадцать крупных жемчужин весом от десяти до шестнадцати каратов, эхом отозвался тихий надтреснутый голос.

Это сказал маленький человек с непомерно крупной головой на узких, худых плечиках. Он стоял за спиной монаха. Я не видел и не слышал, как он подошел. Это было тем более странно, что каждый шаг здесь сопровождался скрежетом стекла.

- С кем имею честь?.. - спросил Дубовицкий.

- Кербель. Ювелир патриаршей ризницы Федор Карлович Кербель.

На нем была длинная, расходящаяся книзу темная крылатка, и от этого Кербель походил на какой-то неведомый природе черный гриб. Очки, одутловатое лицо с обвисшими щеками, в глазах - тихое безумие. Я спросил, составил ли он опись похищенного. Оказалось, что список составлен и копия его передана Карташову.