Читать «Дата моей смерти» онлайн - страница 160
Марина Юденич
— И это тоже, но есть нечто более важное. Здесь большевики со своим атеизмом ничего, как раз, поделать не смогли — Очень интересно, и что же это такое?
— Русские, если уж они верят в Бога, более склонны хранить его в сердце.
— Постоянно с Господом? Но откуда так много зла?
— Я же сказала, если верят… А верят, по настоящему, так, что бы не задумываясь отпустить веточку, еще очень немногие…
— Что еще за веточка такая? — удивленно интересуется Игорь
Я рассказываю им притчу Кассандры, хотя не ее бы устами произносить эти слова.
И я скрываю от моих друзей первоисточник.
Притча и притча.
Мало ли их гуляет по свету.
Все молчат.
Время напоминает о себе громким тиканьем больших напольных часов в дальнем углу кабинета.
А пристальный взгляд Императора, устремленный на нас свысока, напротив, словно призывает в свидетели вечность.
ЭПИЛОГ
На следующий день, вместе с утренней почтой секретарь кладет мне на стол тонкий узкий конверт.
Секретарь мой — та самая женщина, что долгое время была секретарем Егора, а потом уволена была с работы только за то, что посмела говорить со мной, о чем немедленно доложила сестре бдительная Муся.
Сейчас, она не спешит покидать кабинет, словно собираясь с силами, чтобы сообщить мне о чем-то неприятном.
— Что — то случилось?
— Да. Позвонили сегодня утром…
— Муся?
— Да. Большая доза снотворного…
— А письмо?
— Доставили с утренней почтой — Хорошо. Свяжитесь с семьей, нужно организовать похороны.
— Мы будем ее хоронить?
— Обязательно будем
Женщина молчит, но не уходит.
— Вы не согласны со мной?
Снова молчание, и только теперь я запоздало замечаю, что из глаз ее текут слезы — Ну, вот это еще что такое? То — хоронить не надо, то — в слезы? Как понимать?
— Хоронить, я бы не стала после всего, — всхлипывает она. — а плачу, потому, что вы сейчас сказали в точности, как Егор Игоревич. Так странно, но так похоже…
— Ну, вот видите, значит, правильно говорю, если, похоже получается.
Так что займитесь похоронами, нам, увы, не привыкать…
Она уходит, а я распечатываю конверт, не испытывая при этом почти ничего: ни волнения, ни страха, ни горя, ни вины, ни даже грусти.
Первые дни, проведенные в клинике после операции, я очень боялась, что Муся прорвется каким-ни будь образом ко мне в палату.
Разумеется, мне было известно, что идет следствие, что сестра ее исчезла, а Мусю таскают по инстанциям.
И уж, конечно, существует строжайший заперт на ее появление в клинике вообще, и в моей палате, в частности.
И все-таки я боялась, потому, что совершенно не знала, как мне вести себя с ней и что говорить.
Обвинять, упрекать, ругать, прогнать ее, даже просто молчать презрительно я бы не смогла.
Но что? Что должна была сказать я ей, если прощения не было в моем сердце?
И что, могла я услышать от нее?
Нет, сознание мое категорически отказывалось размышлять в этом направлении, и я почти панически боялась.