Читать «Падение Икара» онлайн - страница 9

— Хотя бы на поросятах. — Старик невесело усмехнулся. — Вот что, Никий, я ухожу к больному и, боюсь, пробуду у него долго. Не забудь спустить Негра и накормить его.

— Негр — мой друг; я скорее останусь голодным сам.

— Очень хорошо. Поможешь Гликерии вымыть посуду и не будешь ее смущать, приглашая Негра в помощники. Так?

— Так.

— Ложись спать у ворот. Я вернусь очень поздно; откроешь мне. Не надо будить Гармиса: старик устал за день.

— Дедушка, ты ведь тоже старенький и тоже устал. Подумай, сколько тебе идти! Ты к Лариху? Ведь далеко!

— Видишь ли, я свободный человек и всегда был свободным. Гармис раб и с детства жил в рабстве. И в каком рабстве! Пусть хоть в старости почувствует он, что к нему относятся по-человечески. Он в дубовой роще?

— Да. Пасет Разбойницу. Я перемечу поросят красными кружками. В кружке будут две точки — как глаза. Можно пририсовать нос и рот? Все будут одинаковые, совсем одинаковые.

— Хорошо, рисуй. Заставь Гармиса выпить на ночь козьего молока. Спору поможешь перевязать ногу. Боги да благословят тебя, мой мальчик! — Дионисий погладил Никия по голове и вышел за ворота.

У Лариха

Гостиница «Большой слои», как величал Ларих свой скромный постоялый двор, была выстроена на бойкой дороге, шедшей из Помпей в Нолу. Над воротами в стену была вделана широкая вывеска с изображением слона, когда-то белого, но уже сильно выгоревшего и посеревшего; слона вел негр, которого художник, плохо справлявшийся с пропорциями предметов, изобразил таким великаном, что голова его закрывала слону глаз. (Негр этот так поразил воображение Никия, что черного лохматого щенка, найденного под оградой усадьбы, он сразу же назвал Негром.) У ворот под навесом устроен был водопой; двое серых маленьких осликов не спеша потягивали воду из широкого корыта; хозяева их, занятые оживленным разговором, сидели рядом на длинной каменной скамье, защищенной навесом от солнца. Увидев Дионисия, они встали, кланяясь ему почтительно и весело: вся округа любила и почитала врача, который никогда не отказывал в помощи, лечил внимательно и с любовью, часами просиживал над больным, будь то богатый землевладелец или нищий колон, и ни за что не брал платы (дом, где он соглашался взять корзиночку маслин или кусок свежего козьего сыра, считал себя удостоенным великой чести).

Едва Дионисий перешагнул за калитку, как навстречу ему кинулся хозяин «Слона», смуглый взъерошенный невысокий человечек, у которого, казалось, ни руки, ни ноги, ни глаза, ни язык не знали и минуты покоя, но действовали как-то все самостоятельно, независимо друг от друга. Дионисий не успел и поздороваться с Ларихом, как ворох слов, жестов, восклицаний обрушился на него:

— Ну и дела! Ты слыхал, Дионисий? Сулла-то возвращается из Азии! В черный день покинул я свою Фессалию!.. Зачем ты здесь? Врач, ученый человек, чего тебя сюда принесло? Я-то понятно — дураку богатства захотелось. Гермес-покровитель! Да тут не то что богатства — десять сестерций не успеешь положить в сундук, как и сундука не будет, и тебя не будет! Вот этих цыплят, Дионисий, — он трагическим жестом протянул руки к веселой стайке, мирно копошившейся возле колодца, словно хотел обнять ее, — и тех не будет! Препожаловал ко мне утречком гость дорогой, солдат великого полководца. Кто-то ему в дороге хорошенько бока намял, да пошлет Зевс удачу этому благодетелю! Едва, знаешь, приплелся, весь в крови, а крику, а ругани, а шуму! «Скорее горячую ванну, свиное вымя, гусиную печенку, павлина!» Если, думаю, ты жареную курицу когда ел, так и то только краденую. Он, видишь ли, друг и советник самого Суллы — с кем, правда, разбойнику и советоваться, как не с разбойниками! — отправлен от него с секретными поручениями. Я с ног сбился: то не так, это не так! Умылся, смыл кровь с лица, гляжу — ну, знаешь, кабанья морда, и всё тебе! Зажарь, обложи колбасками, полей соусом, а в зубы дай пучок петрушки — украшение для пира, да и только. «Фалерна, говорю, великий воитель, нет, не ждали тебя, не приготовили». Поставил ему этой римской дряни, правда чистой: воды не подливал; вылакал за милую душу, а арретинский кубок себе за пазуху! Десяток яиц слопал! Проглотил, как десять маслин, а у меня ли яйца не крупные!