Читать «Господа магильеры» онлайн - страница 14
Константин Сергеевич Соловьёв
— Закончится все это, уйду со службы, — говорит Леманн рассеянно, после долгого молчания, — Уже решил. Не знаю, что там с Орденом будет. К черту Орден.
— И что же ты будешь делать? — спрашиваю я его, чтоб расшевелить. Я уже две недели валяюсь на госпитальных простынях, как какой-нибудь барон, а Леманн делает по два-три вылета в день, и лицо у него посеревшее от усталости, будто обожженное.
— Буду пускать самолетики, — говорит он совершенно серьезно.
— Пускать самолетики? Это как?
— Да вот так. Накуплю сто пачек лучшей бумаги, сяду где-нибудь на верхнем этаже, буду их складывать — и запускать. Они у меня будут такие штуки в воздухе делать… Мальчишки со всего города сбегутся. А еще лучше, если рядом школа есть! Представляешь, сидят они, зубрят про дедушку кайзера и цвет его кальсон, а тут на улице — настоящее воздушное сражение!.. Бумажные самолеты носятся друг за другом, выписывают петли, падают!..
Он говорит с горячностью, которую я не замечал у него даже тогда, когда мы обсуждали фронтовые новости. Меня это беспокоит.
— Ну а служба? — спрашиваю я осторожно, — Чем заниматься будешь?
— Да вот этим и буду. Самолетики стану пускать.
— Но ты же не можешь заниматься только этим? Придется где-то работать, содержать семью…
— Почему? — спрашивает он с пугающей меня искренностью, — Вот такая у меня будет работа. Кто-то же должен пускать бумажные самолетики?..
Только после того, как он ушел в часть, я понимаю, отчего этот глупый и беспредметный разговор вдруг пережал в моей душе какие-то нервы. Все это время подсознание напоминало мне про другой бумажный самолетик, белый и невесомый — французский «Ньюпор», который я разбил в декабре прошлого года. Помню, как он, трепещущий в ожидании страшного удара о землю, несся вниз… Что между ними общего? Ума не приложу. Иногда мне кажется, что я сильно запутался. Что во внутренностях моей головы перепутались какие-то механизмы, как в музыкальной шкатулке, и тональность безнадежно нарушена. Утешаю себя мыслью о том, что… [рваное многоточие и бесформенная клякса — прим. редактора]
12 мая 1918
Пошел дождь, и не прекращался весь день. Лежу и слушаю, как капли барабанят по перекрытиям.
13 мая 1918
Ночью возле госпиталя разорвался французский снаряд. Я даже не проснулся, узнал поутру. Одного санитара из ночной смены разорвало пополам, и одну сестру милосердия зацепило в шею осколком. Сестра умерла к полудню. Ее особенно жаль — была молодая и приветливая.
07 июня 1918
В эскадрилье все по-прежнему, и я чувствую себя солдатской пуговицей, которая долго валялась в грязи, но потом была подхвачена властной рукой и уверенно пришита на свое прежнее место.
У нас, как и прежде, двенадцать пилотов, зато самолетов уже четырнадцать — пару умудрились восстановить в прифронтовых мастерских. Уже удача. Хотя, по большому счету, нашим старикам положен полноценный ремонт. У многих осекаются двигатели, текут маслопроводы. Гладя их шероховатые бока и щурясь летнему солнцу, я думаю о том, что, быть может, не только им полагается настоящий ремонт. Может, где-то есть место, где сходным образом ремонтируют людей? Берут старые развалины вроде нас, вытряхивают из голов страшные воспоминания, латают преждевременно постаревшие тела, убирают седину и шрамы…