Читать «Большая судьба» онлайн - страница 36

Перелистав документы, относящиеся к зарождению читалища и его первоначальной деятельности, Иван Гунев «дипломатически» осведомился, располагаю ли я свободным временем, и тут же предложил:

— Прежде чем перейти к современности, я хотел бы познакомить вас с живым свидетелем и активным работником читалищного дела в прошлом — старейшей гражданкой Свиштова девяностодвухлетней Кицей Хаджиденковой. Род Хаджиденковых издавна был известен своим прогрессивным духом. Отец Кицы — Цвятко Радославов состоял в дружбе с Георгием Савой Раковским и не раз укрывал его в своем доме от глаз и ушей турецких заптий!..

И вот я в небольшой горнице дома Хаджиденковых, уставленной мебелью вековой давности. У горящего камина сидит старушка с умными светлыми очами. На письменном столе — груда книг в старых кожаных переплетах с золотым тиснением. Тут книги на болгарском, русском, английском, французском языках. В красном углу среди многочисленных фамильных портретов и фотографий — картина, принадлежащая кисти художника Николая Павловича, на которой изображена девушка-подросток, писаная красавица славянского типа. Это Кица Радославова Хаджиденкова, рисованная 80 лет назад, в год вступления в Свиштов русских освободителей.

— Как сейчас помню эти дни, полные надежд и счастья, — говорит Кица Хаджиденкова, и ее голос звучит, как тихий верховой ветер в кронах дремучих вековых сосен. — Под вечер все наше семейство из окна с глубоким волнением следило за движением русских воинских частей на румынском берегу. Всю ночь никто не сомкнул век, и как только над рекой забрезжила заря, мы снова кинулись к окну. И сердца наши замерли: русских не было, они снялись с лагеря и ушли. Однако, как потом выяснилось, то был маневр. Спустя несколько часов западнее Свиштова разразилась канонада, и турки стали покидать город. Им уже было не до грабежа и не до бесчинств. Каждый только и думал о том, как спасти свою шкуру… Но какой-то башибузук, случайно приметив в окошке вот это сияющее личико, — старушка кивнула в сторону портрета девушки-подростка, словно бы говорила не о себе, а о ком-то другом, — поднял ружье и выстрелил. Стекла посыпались мне на косы, на платье. Через мгновение грянул второй выстрел. Снова зазвенели, падая, стекла. И я, не успев еще испугаться, увидела, как тот самый турок неестественно взмахнул руками, уронил ружье и рухнул под ноги коня. Это стрелял в него мой отец. Через стекло — и не промахнулся. Мать кинулась ко мне: жива ли, невредима, потом утащила меня за косу в подполье.

К обеду все население вышло на улицы с цветами, хоругвями и русскими флагами встречать долгожданных освободителей. Мне выпало счастье преподнести традиционную славянскую хлеб-соль самому генералу Скобелеву… Не забыть, пока жива, его теплого отеческого поцелуя… Генералы Скобелев и Драгомиров остались на ночлег в доме моего отца, о котором они слышали в России, как о верном родолюбце. Мужчины, чтобы привести себя в порядок с дороги, закрылись в своей половине и появились только к ужину. Отец на радостях не смог мне отказать в удовольствии сесть за общий стол. Я чувствовала себя на седьмом небе… И, чего греха таить, не могла оторвать глаз от генерала, будущего героя Плевны, Шипки и Шейново, тридцатичетырехлетнего Скобелева с большой, распушенной бородою патриарха.