Читать «Большая судьба» онлайн - страница 19

Василий Александрович Журавский

И вот заветное знамя свободы реет над его землей. Родина зовет. Иван Тенев возвращается в отчий край.

— Вы спрашиваете, о чем можно написать из Фракии, чтобы русские люди воочию представили себе, как изменилась наша жизнь. Трудно, друг мой, посоветовать. Каждый земледельческий кооператив, каждый завод — это эпопея социалистического труда!..

Тенев задумался, еще плотнее сощурив глаза. Но вот в его зрачках вспыхнули две золотистый искорки.

— Лучше всего напишите о нашей женщине. Очень советую именно о женщине. Чем она была и кем стала. О ее судьбе в прошлом и теперь. Турецкие султаны пять столетий своего черного владычества насаждали в Болгарии бесчеловечное, мусульманское отношение к женщине как к существу низшей ступени, как к бессловесному и покорному быдлу. Поезжайте в ямболские села. Тот край был темным пятном на нашей карте. Сейчас я познакомлю вас с нашим женоргом другаркой Златкой Василевой. Энтузиаст!.. Половину женщин в Фракии по именам знает. Кстати, у нее есть в те края поручение окружного комитета. Поезжайте непременно, там вы найдете женщину, которая за одно десятилетие перешагнула сразу три общественно-экономические формации!..

* * *

Из поколения в поколение судьба дочери походила на судьбу матери, как одна слеза на другую. Горькая участь была предопределена с рождения. Когда бабка-повитуха сказала Николе Атанасову, что у него родилась дочь, он досадно махнул рукой: «Что ж, одной страдалицей на земле больше».

Сызмала Ганка пошла батрачить.

— Работала от солнца до солнца на богача-чорбаджию. Обращались со мной, как со скотиной, разве только не запрягали!..

О том, чтобы приодеться, нечего было и думать. Летом и зимой, в будни и праздники ходила она в черном сукмане — сарафане из грубого домотканого полотна. Несладкой была девичья жизнь, но она слыла раем в сравнении с замужеством, с женской долей.

Замуж не выдавали, а продавали. Девичьего слова не спрашивали. По сердцу человек, не по сердцу — никому дела нет: сживется — смирится, смирится — слюбится. Отцы за чарками ракии вели торг. Будущий тесть запрашивал побольше выкуп; свекор, цинично разбирая физические достоинства и недостатки невесты, торговался, сбивал цену.

Лучше песни не скажешь. Невеста, после того как ее продали, причитала:

Прощай навеки, родимая мать: Меня продали чужим людям. У чужих людей — ни сесть, ни встать, Поздно ляжешь, рано разбудят. Чужие люди раз позовут, А два раза пинка дадут. Черная доля, женская доля — Жить в неволе, родить в поле…

Ганке больше посчастливилось, чем ее многим товаркам: она и Георгий любили друг друга. Впрочем, любовь любовью, а в семье свекра царили все те же жестокие домостроевские обычаи. Молодые были бессильны от них отступить. И замужняя доля Ганки складывалась не лучше той, о которой ее прабабки сложили заунывную песню-причитание.