Читать «Понь бледный» онлайн

Константин Сергеевич Соловьёв

Константин Соловьёв

Понь бледный

Глава первая

«Хорошая мечта помогает работать. А я уже давно не мечтаю. Даже о покое не мечтаю».

Л. П. Берия

Весна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года пришла в Москву никем не узнанной, укутавшись густой шалью метелей и совершенно по-зимнему хищно подвывая в замерзших подворотнях. В этой весне еще не было той сладкой обманчивости, что приходит на смену февральским морозам. Она еще не пыталась заигрывать с прохожими, крутясь под ногами фривольными сквозняками, беспечно задирая юбки и посвистывая в переулках. Еще не наполняла воздуха предвестием упоительно-сладкого запаха цветущей сирени. Не усеивала ветвей крохотными изумрудинами свежих почек. Весна, вступившая в город этой ночью, была другой. Злой, требовательной, голодной. Она скрежетала старой черепицей, отчаянно пытаясь прорваться в теплый дом и, поняв тщетность борьбы, яростно гудела в трубах и терлась об оконные стекла, плюясь мелкой снежной крупой.

Большие часы в кабинете пробили три, с хрипотцой после каждого удара, как у старого курильщика. Молчащий дом никак не отозвался на этот звук, резные дубовые панели быстро поглотили звон, не породив эха.

Но человек, стоявший у окна и глядевший в бездонный колодец ночи, вздрогнул, услышав бой. Точно удары колокола вырвали его из плена холодной ночи, и он только сейчас осознал себя — стоящего в тепле большой комнаты, одетого в поношенный френч военного образца, болезненно-сморщившегося.

— Три… — пробормотал человек, отчего-то вздрогнув, — Три пробило. Значит… Конечно. Весна.

Он дернул за листок отрывного календаря и в неярком свете притушенных ламп разглядел угловатую единицу и слово «март». Эта единица кольнула его прямо в сердце, тело отозвалось болезненным тяжелым кашлем, от которого все органы внутри затрещали. Отвратительнейшим образом прыгнуло холодным лягушонком сердце. Прыгнуло — и испуганно екнуло, возвращаясь на место.

Тихо скрипнула дверь. В комнате, где стоял человек, царил полумрак, в другой же ярко горели лампы, оттого лица заглянувшего человека нельзя было разобрать, только лунные окружности блеснувших очков.

— Что-то угодно, Иосиф Виссарионович? — осторожно спросил заглянувший. В его голосе было благоговение человека, вошедшего без разрешения в запретные чертоги храма. И страх перед его единственным полноправным хозяином.

— Ничего не нужно, товарищ Поскребышев, — ответил человек, тяжело дыша после кашля. Говорил он с натугой, как тяжелобольной, и так медленно, что привычный акцент почти не ощущался, — Спасибо. Отдыхайте.

— Если что-нибудь…

— Нет, ничего. Буду работать.

— Три ночи, — почтительно заметил заглянувший, очки нерешительно блеснули еще раз, — Вы целый день…

Не Поскребышев — вспомнил Сталин. Поскребышева, его личного секретаря, отстранили месяцем раньше. Какой-то новый. Как его… Синицын? Неважно. Память, старая ты жестянка, и тебе больше верить нельзя… А ведь когда-то всех, поименно, до командиров взводов…

— Работать надо, — сказал Сталин глухо, вновь отворачиваясь к окну, — Передохну и снова. Я позову, если… кхм.