Читать «Миледи Ротман» онлайн - страница 55

Миледи пыталась возразить, вставить хоть слово впоперечку в свое оправдание, остановить сокрушающий напор; де, она тоже живой человечек, и ей нужно устроиться не только вовне себя, пригладив быт, но и внутри; сам угрюмый обветшавший дом, этот «шанхай», кренящийся к земле, с крышею, осевшей на самые брови, никак не даст спокоя душе и кротости мыслям; де, она не монахиня, не скитский человек, коему молитва, послушание и сухарь с корчиком воды в самое благо.

— Не вороши ничего. Ты имеешь право, как молодая жена, устроить все на свой вкус, но пожалуйста, пощади меня. Я умоляю, пощади. Я столько Бога молил, пока ты спала, чтобы наладился наш союз. Я сыскал себе путь, и давай пойдем по нему оба, как один человек. Ну погоди, милая, смирись с год, от силы с два, и у нас будет все. Обещаю, родная, солнышко, радость моя… Молчи, молчи, а то я заплачу. Я же все чувствую; даже то, что думаешь сказать, я уже слышу наперед. В аскезе есть своя неизъяснимая радость. Плена нет, рабства условностей, я растворен в природе, я похищен ею, но я и владычу над утробою, над похотями. Тело — вран и нечистая свинья, и надо его пригнетать. Нынче пропал природный человек, чтобы спастися, чтобы выжить, ему нужны крыша, ворох одежды, мебеля, тонны еды. Человек работает как вол, лишь для того, чтобы укрыться от природы, коя породила его. А посмотри, как вольно живет всякая тварь лесная, как она слиянна с землею, как совершенна, Господи! А птицы небесные? Сколько радости в них, сколько восторга, они постоянно пением своим славят Создателя. Они не пашут, не сеют, но Господь дает им пропитаньице, потому что они твари Божьи. А от нас Творец отступился, совсем проклял за наше внутреннее ничтожество. Ну где заботы о душе, если все мысли лишь о благе, о нажитке: больше дай сегодня, а завтра еще больше. Все нам, все нам, а остальные пропади пропадом… Вот был мужик Иванов, народный заступник, он ходил голым по матери-земле, в одних трусах, обливался студеной водою. Ему нужно было лишь просяное зернышко веры, чтобы выжить. Он мог спать в снегу иль в студеных сенях, подсунув под голову полено.

— И мы будем на полене спать? В корыте разве лучше?

— Я про радость говорю сердечную. Ее не разбудишь никакими калачами и мягкими диванами. Иванов дарил радость всем. — Ротман вдруг опамятовался, потух голосом. Он почувствовал, что крепко остыл в настуженной каморе и плечи будто покрылись изморосью, липкой, как обойный клей И торопливо заключил: — И фамилия у тебя ладная, и имячко. Не греши, пожалуйста, на имя. Ну как по святцам была когда-то мадам Бовари, а теперь живет на свете Миледи Ротман. И все у нас хорошо, дорогой человечек, все ладно. Главное, не трусь! Обещаю: сына родишь — и в тот же день эту избу раскатаю, если не съедем отсюда, и своими руками соберу новую. Миля, не буди во мне дьявола, чтобы я, однажды обозлясь на весь мир, не пропел тебе: «Я искал в этой женщине счастья и нечаянно гибель нашел…»