Читать «Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века» онлайн - страница 11

Автор неизвестен

В конце рассказа на одной странице встречаются две взаимоисключающие мысли: «Но как устроить рай — я не знаю». А десятью строками ниже — «А между тем так это просто: в один бы день, в один бы час — всё бы сразу устроилось!». И дальше прямо конкретный совет, как устроить: «Главное — люби других, как себя, вот что главное, и это всё, больше ровно ничего не надо: тотчас найдёшь, как устроиться». Не этот ли секрет был записан на зелёной палочке братом Толстого, Николенькой?

Так снимает Достоевский одной фразой столь важную для европейской утопии проблему государственного устройства, разделения функций и выдвигает на первое место нравственные ценности.

Рассказ Достоевского, при всей своей сложности, вопль из глубины души, которая не может смириться с тем, что люди страдают, что дети страдают, что не видно конца этим страданиям.

«Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей». Да ведь это опять Толстой, зелёная палочка! Как в прекрасном рассказе Чехова («Студент»): «Дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».

«Сон смешного человека» начинается и заканчивается словами героя: «Я знаю истину». В свете сказанного выше можно заключить, что слово «истина» употребляется здесь в значении «правда».

Какую же истину не столько даже понял, сколько увидел, ощутил и пережил герой рассказа? Ту истину, что люди «могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле», то есть оставаясь людьми, а не ангелами. Это прописная истина всех утопий, но в рассказе Достоевского она даётся совершенно по-новому, как подлинное открытие и прозрение.

Напряжение создаётся тем, что герой увидел и пережил истину не наяву, а только во сне, да и заканчивая свой рассказ, как бы мимоходом бросает фразу: «Пусть, пусть это никогда не сбудется и не бывать раю (ведь уж это-то я понимаю!) — ну, а я всё-таки буду проповедовать».

Это вопиющее противоречие может озадачить читателя и даже поставить в тупик. Давайте сопоставим его с тем местом, где даётся главное прозрение «смешного человека»: «Я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способность жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».

Как же примирить эти два места, две цитаты в рассказе? Мы не случайно сказали «две цитаты», а не «две точки зрения», «две концепции». Двух точек зрения здесь нет. Обратим внимание на глаголы, характеризующие опыт рассказчика в первом и втором случае. Что раю не бывать — это он только «понимает» (область рассудка), а вот что зло не может быть нормальным состоянием людей, что люди могут быть прекрасны и счастливы — это он «увидел» своими глазами, в это он «не может» не верить, словом, это пережито всем его существом, а не только рассудком. И поэтому рассказ заканчивается оптимистическим «И пойду! И пойду!». Сам Достоевский остался верен обету своего героя и в последний раз выступил с проповедью братства и всеобщей гармонии за несколько месяцев до смерти в своей знаменитой пушкинской речи. Здесь писатель говорит, что назначение России — «изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племён»…